После ухода сына Элизабет бросила изучающий взгляд на Кристину, делающую вид, будто внимательно разглядывает рисунок на чашке.
— Огастес считает, что это старинный китайский фарфор, — сообщила она, проведя пальцем по краю своей чашки. — Но, по моему мнению, это подделка, хотя и очень искусная. Ему, разумеется, я этого не сказала. Подняв глаза, Кристина улыбнулась.
— Да, — отозвалась ока, но Элизабет видела, что падчерица не имеет ни малейшего понятия о том, с чем соглашается.
— Надеюсь, ты извинишь мое женское любопытство, но этот Тимоти… он твой близкий друг?
Кристина рассмеялась.
— Боюсь, я не в его вкусе.
— Думаю, ты можешь удовлетворить вкусам любого мужчины, — вежливо возразила Элизабет.
— Самого близкого друга Тимоти зовут Валентин.
На этот раз настала очередь смеяться Элизабет.
— Знаешь, я очень рада видеть тебя здесь, Кристина. С мужчинами одно беспокойство. — Не говоря уже о том, что сама одной ногой стою в могиле, мысленно добавила она.
— Да, они оба непростые люди, — согласилась Кристина.
— В том-то все и дело. Они скрывают свои чувства, храбрятся в моем присутствии, однако в душе… — Элизабет тяжело вздохнула.
Вспомнив о сцене в отцовском кабинете, Кристина не нашла, что возразить.
— Особенно меня беспокоит Говард, — продолжила мачеха. — Ты заметила, как он напряжен?
— Кажется, он немного похудел, — пробормотала Кристина, сделав глоток чаю. — Но в остальном выглядит вполне здоровым, — добавила она, ясно представив себе загорелый мускулистый торс Говарда.
По счастью, мачеха вроде бы не заметила краски, залившей ее лицо и шею.
— Не могу отрицать, у него от природы отличное здоровье, — согласилась Элизабет. — Но нее имеет свои пределы. — Кристина, как никто другой знающая по своему опыту, что это такое, молча кивнула. — По правде, говоря, Огастес все больше и больше рассчитывает на него. Беда в том, что твой отец в некотором роде деспот.
Кристина невесело рассмеялась.
— Вряд ли с этим можно поспорить!
— Все эти годы он окружал себя подобострастными людьми без инициативы. Теперь же, когда понадобился человек, способный снять с его плеч тяжелую ношу руководства корпорацией, не нашлось никого, кому бы это, оказалось, по силам! Можно, конечно, сказать, что виноват в этом только он. Наверное, потому Огастес и обратился к Говарду… — Элизабет неожиданно рассмеялась. — Если кого и можно обвинить в подобострастии, то только не Говарда!
Не находящая в этом ничего смешного Кристина промолчала.
— Знаешь, Говард приходит сюда и сидит со мной часами. Но мне известно, что потом ему приходится работать допоздна, а на следующий день вставать до рассвета. Я пыталась заставить его развеяться, но он только улыбается и делает по-своему. Надеюсь, что ты мне в этом поможешь…
— Я? — воскликнула изумленная Кристина. Разговор явно начинал приобретать нежелательный оборот. — Но как?
— Ну, например, попроси его угостить тебя хорошим обедом или предложи сопровождать тебя па прогулке. Говард — любитель ходьбы. Уверена, это принесет ему пользу.
— Но если он игнорирует ваши просьбы, то тут вряд ли поможет мое вмешательство, — запротестовала Кристина.
— Думаю, ты недооцениваешь своего влияния на него, дорогая.
Неужели у меня начинается паранойя, подумала она, с подозрением всматриваясь в лицо мачехи. Однако на нем можно было прочесть лишь вполне понятную тревогу матери за сына, не более того.
— Я не имею никакого влияния на Говарда.
— Посмотрим, — пробормотала Элизабет и, сменив, к большому облегчению Кристины, тему разговора, начала рассказывать о вечеринке, которую Огастес собрался устроить и честь ее дня рождения.
Часом позже стало заметно, что мачеха окончательно выдохлась.
— Может быть, попросить Бертрана принести еще чаю? — спросила она.
— По правде, говоря, — не моргнув глазом солгала Кристина, — я немного устала…
— Разумеется, моя дорогая, это так эгоистично с моей стороны задерживать тебя так долго. Нам с тобой не мешает отдохнуть перед ужином.
К ужину Говард не вернулся, что не удивило Кристину. Элизабет поужинала в своей комнате, хотя Огастес сказал, что обычно она старается есть вместе со всеми. Сам он не упоминал о происшедшем в кабинете, однако явно чувствовал себя не в своей тарелке, Кристина также предпочитала молчать, поэтому ужин прошел в напряженной атмосфере. Отказавшись от десерта, она удалилась, сославшись на усталость, что было недалеко от истины.
Почти дойдя до двери, она вдруг вспомнила, что ее чемодан остался в кабинете отца.
— Черт побери! — выругалась Кристина. Перспектива возвращаться обратно отнюдь не прельщала ее, и она решила с этим повременить. Однако, переступив порог своей комнаты, чуть было не споткнулась о чемодан. Рядом стояла маленькая сумка — очевидно, Говард все-таки вернулся.
— Бертран, ты ангел! — воскликнула Кристина и, схватив чемодан, швырнула его на кровать.
В комнате все осталось точно таким, каким было до ее отъезда, за исключением одного… Тогда на кровати никто не лежал…
— Какого черта ты здесь делаешь? — Поставив пойманный им чемодан на пол, Говард поднялся с кровати и окинул взглядом насторожившуюся Кристину.
— Поджидаю тебя.
Можно было подумать, что это для него является самым обычным делом на свете!
— С какой стати? — спросила она. Говард пожал плечами.
— Да так, ничего особенного. Кстати, разве я не заслуживаю ангельского чина тоже? За то, что привез тебе вещи?
— Нет!
— Это не слишком демократично с твоей стороны, — шутливо возразил он.
— Меня вполне устраивает! — огрызнулась Кристина.
— Я видел твоего Тимоти.
— Он вовсе не мой.
Говард недоверчиво хмыкнул.
— По крайней мере, он должен быть близок к этому. Кто же оставляет ключи от квартиры постороннему человеку! — При воспоминании о смазливом блондинчике он содрогнулся от отвращения.
Кристина бросила на него недоверчивый взгляд.
— Надеюсь, ты не был с ним груб. Он очень чувствителен.
— Я был с ним предельно любезен.
Если Кристина выбрала подобного слюнтяя в качестве мужчины, должного приобщить ее к радостям секса, то это просто преступление. И почему только женщины питают слабость к субтильным красавчикам! — мрачно подумал Говард.
Слова Говарда только усилили подозрения Кристины, решившей при первом же удобном случае позвонить Тимоти и проверить, живой ли он там еще.
— Я тебе не верю.
— Дело твое. Во всяком случае, я Тимоти, кажется, понравился.
