– Власть, – пробормотала Гита радостно. – Нет! Не надо! – предупредила она, когда он схватил ее. – Ты должен лежать неподвижно.
– Но это невозможно…
Опрокинув на спину, он оседлал ее и развел ее руки в стороны.
– За кем теперь власть?
– Это нечестно. Ты физически гораздо сильнее меня.
Он потряс головой.
– Нет, Милгита, это не так.
Наклонившись вперед, он дотронулся до ее губ своими губами и начал целовать, пока она не попыталась высвободиться в надежде взять над ним верх. Но он крепко держал руки Гиты и сильнее сжал колени, чтобы усмирить ее выгнутое дугой тело, и продолжал целовать и целовать, пока слабость не овладела всем ее телом, а голова не закружилась.
– Тебе больно? – В его голосе звучала тревога.
– Я должна помнить, что дразнить тебя нельзя.
– Нет, – простонал он, – это помнить, совсем не стоит.
Перекатившись на бок, он притянул Гиту к себе, нежно потер ее запястья и поднес их к губам.
– Это помнить совсем не стоит, – серьезно глядя на нее, повторил он. – Раньше никогда не случалось, чтобы я терял контроль над собой. Ты права, Гита, ты обладаешь огромной властью надо мной.
Расстроенная из-за того, что, возможно, обидела его легкомысленными словами, она прошептала:
– Не хочу я обладать никакой властью! Я просто хочу быть счастливой. Не заставляй меня иметь над тобой власть, Генри. Пожалуйста, не заставляй.
Удивленный, он посмотрел на нее, а затем мягко привлек ее к себе и обнял так, как никогда до этого не обнимал. Его руки ласково и успокаивающе гладили ее спину.
– Ты говоришь, что не понимаешь меня, а сейчас я не понимаю тебя. Я думал… – Глубоко вздохнув, он продолжал: – Ты совсем не такая, какой я тебя представлял. Я увидел тебя, я тебя захотел и, как дурак, подумал, что ты такая же, как я сам.
– Как ты сам? В каком отношении?
– Такая же бесчувственная.
– Но ты не такой! – запротестовала она.
– Да, Гита, такой.
Встревоженная, она подняла голову и посмотрела ему в лицо, которое больше не выглядело ни самоуверенным, ни надменным, а скорее подавленным и мрачным.
– Я представлял себе ни к чему не обязывающие отношения: я приезжаю к тебе, когда у меня есть время и желание. Ты ждешь меня, и у тебя тоже не более чем физическая потребность. Взаимная необходимость, так сказать. Но потом, когда я поговорил с тобой в студии и увидел твою растерянность и уязвимость, я понял, что в моей власти причинить тебе боль. Обычно, Гита, я не вступаю в игру с невинными. Только с теми, кто знаком с правилами игры. С искушенными и опытными. Я думал, что ты именно такая. Но я ошибался. При этом я тогда уже понял, что не хочу уходить в сторону. Хотя и следовало бы. Но я не хотел и не мог.
– Синди наверняка рассказала тебе, какая я на самом деле?
– Да, – медленно согласился он, – но, очевидно, я неправильно понял ее слова.
– Неправильно понял? Как так?
– О, я не знаю…
– Нет, знаешь! Когда чуть раньше мы говорили внизу, на кухне, ты был уверен, что я корыстна и нахальна; но ведь не Синди же тебе это сказала? – спросила она с болью и удивлением.
– Не-ет, – медленно проговорил он, – но… – И, слегка нахмурившись, добавил: – Но думаю, что из-за своего мнения о женщинах вообще я неверно расценил то, что она говорила о тебе. Я ожидал, что ты другая, поэтому и решил, что так оно и есть на самом деле.
– Но все равно приехал ко мне, – прошептала она.
– Да. Заглянул в твои бездонные зеленые глаза – и погиб.
– Зеленовато-карие, – поправила она машинально.
– Зеленые, – настаивал он. – Глаза колдуньи. Но я не хотел узнавать тебя как человека. И вовсе не хотел причинять тебе боль. У меня нет никаких глубоких чувств, Гита, – скорее расположение, удовольствие. И безумное желание, – добавил он так тихо, что она едва расслышала.
Глядя ему в глаза, Гита почувствовала, что теплая беспомощность снова обволакивает ее тело, беспомощность, влекущая за собой жажду его прикосновений и потребность касаться его. Она перевела взгляд на его губы и наклонилась ниже, так, что смогла коснуться их и пробовать на вкус. Из ее горла вырвался слабый стон, когда она почувствовала, как отозвалось все его тело. Она хотела отдаваться любви медленно и нежно, она хотела, чтобы все было чудесно, потому что его слова прозвучали так, словно он собрался уйти навсегда. А она отчаянно боялась этого.
Переместившись в более удобную позу, она скользнула руками к шее Генри, еще раз коснулась губами его губ, дотронулась до них кончиком языка и слилась с его телом так, как хотела, чтобы это делал он, – с нежностью и наслаждением. Ей казалось, что это будет длиться бесконечно. Должно длиться бесконечно. И он был таким нежным! Поразительно нежным! Почти что любящим.
Свернувшись рядом с ним в клубочек, губами почти касаясь его груди, она прошептала с печальным вздохом:
– Это было чудесно.
– Да, Гита. Спасибо тебе.
– Не стоит благодарности.
Он засмеялся. И его смех казался настоящим. Чуть ли не счастливым. Возможно, он был прав. Надо забыть о тревогах и просто наслаждаться. Но она знала, что никогда не забудет того, что он сказал ей. Его слова подтверждали различие их натур.
Погладив ладонью ее волосы, он тихо сказал:
– Будь терпелива со мной, Гита. Для меня это совершенно новая исходная точка.
– Значит, это не конец? – Она с удивлением посмотрела на него.
– Конец?
– Я думала, что ты говоришь мне «прощай», – с болью сказала она.
Он внимательно посмотрел ей в глаза, затем положил, ее голову себе на грудь.
– Нет.
– Твой предыдущий опыт с женщинами был таким ужасным? – помолчав, спросила она.
– Ужасным? Нет.
– Но они не были такими, как я?
– Нет. Мои прежние женщины не были такими, как ты. Они ничего от меня не ждали – в эмоциональном отношении.
– Просто награду за оказанные услуги?
– Да Подарки, драгоценности, обеды и ужины и дорогих ресторанах. Но ты ведь не такая, не правда ли, Гита?
– Нет. Мне слишком трудно справляться со своими чувствами. В этом отношении у меня нет выбора. Я даже не знаю, хотела бы я вообще иметь выбор. Это все тоже ново для меня, Генри.
– Я знаю. – С ленивой улыбкой и мягким поцелуем, он пробормотал: – Но мне придется уехать.
– Уехать?
– Да. Я должен вернуться обратно в Лондон. Есть работа, которую мне нужно сделать. Люди, с которыми нужно увидеться. Места, в которых нужно побывать.
– Когда ты вернешься?
– Поздно вечером. Или завтра рано утром. Из-за собак. Сонная и теплая, не желая двигаться, Гита чувствовала себя сейчас гораздо более счастливой и успокоенной, так как знала, что он вернется. Она легко провела пальцем по его груди.
– Смотри, веди машину осторожно.
