одновременно.
Через неделю в субботу я проснулась от запаха жареных блинчиков. Он справился.
В июне Шерхан впервые уехал в командировку в Германию. Я не подавала вида, что я переживаю, провожала его в аэропорту, держала его руки в своих ладонях и не хотела выпускать. Перед вылетом я очень аккуратно просила его охрану быть внимательней. Позже я позвонила его заместителю, и при встрече попросила Олега Владимировича ещё раз пересмотреть график деловых встреч, тонко намекнула, что буду благодарна, если часть встреч он возьмет на себя.
Мы редко ругались, и почти не выясняли отношения. Возможно потому, что все возникающие разногласия мы улаживали исключительно благодаря его способностям к дипломатии. Возможно потому, что, несмотря на то, что он был очень дорог и близок мне, я не чувствовала того, что должна была. Шерхан был способен заткнуть мою дыру в сердце, на этом всё. Нас, безусловно, связывал хороший страстный секс. Но моё отношение к нему было скорее дружеским, он был друг, с которым живут и спят.
Я ни разу не задумалась, как он относился ко мне, и кем я была для него, наивно предполагая, что у нас некий симбиоз дружеских и любовных отношений. И лишь однажды я засомневалась в этом.
Тогда после летней сессии я уехала к родителям в Мурманск на целый месяц. В аэропорту Андрей поцеловал меня, обнял, и я прошла на посадку.
Пока я гостила у родителей, мы созванивались каждый день. Я не смогла говорить с ним только 15 июля. Это был первый раз, когда в день рождения Доброго я не находилась рядом с городом, где мы отмечали этот праздник вместе столько раз. Я потерялась в городе на сутки, бесцельно бродила по его улицам, сидела на лавочках в парках, это были мои первые сутки вне дома в полярный день, я с трудом ориентировалась во времени, и вернулась домой к родителям только утром. Не могу сказать, что я очень скучала по Шерхану, это были немного иные чувства, это было больше похоже на тоску вперемешку с беспокойством. Я переживала за него, как он, как его самочувствие, а если вдруг случится циклон, то кто споёт ему колыбельную.
Когда через три недели я вышла из самолета, то в зале прилёта мой взгляд сразу остановился на огромном букете белых роз, и Андрея из-за цветов почти не было видно. Мы ехали в машине, слушали музыку и болтали, я рассказывала про мои каникулы, про впечатления. От того, как он смотрел на меня желтыми глазами, мне было тепло. Теплое и привычное ощущение в районе солнечного сплетения, и резкий спазм мышц живота от горячего желтого взгляда, который скользнул по губам и опустился ниже. Он умел посмотреть так, что я готова была идти за ним как кролик за удавом. А дома, после того, как я приняла душ и надела по привычке его рубашку, он налил мне шампанского, взял за руку и отвел в спальню.
Всё, что произошло там, полностью перечеркнуло полгода наших близких отношений. Рубашка и бельё оказались на полу. В каждом прикосновении, в каждом поцелуе было столько нежности и любви. Я не узнавала его. Это не был секс ради секса, секс ради спасения или дружеский секс.
Так можно заниматься любовью только с любимой женщиной. Он любил меня. Я почувствовала это. И мне стало страшно, потому что я не могла ответить ему тем же. Я не выдерживала такой накал страсти, такого обожания, и когда меня накрыло волной удовольствия, слёзы покатились из глаз. Шерхан заслуживал больше чем сломанную бессердечную суку.
Он по-прежнему продолжал тормошить меня, заставлял двигаться, принимать решения, рядом с ним я училась дышать без боли, моё существование с пустотой внутри выходило за грань физиологических функций. Я начинала чувствовать и учиться улыбаться простым вещам.
Он был дорог мне, и я старалась оставшуюся часть лета быть к нему как можно ближе.
Начало учебного года оторвало меня от моих переживаний. К концу сентября я заметила, что Андрей большую часть времени находится в подавленном состоянии. Вывести его на откровенный разговор у меня не получалось. Я не понимала, что происходило, и чувствовала себя виноватой. Я была уверена, что он всё чувствует, что из-за того, что я не могу любить его, как он это заслуживает, он чувствует себя плохо.
Как-то вечером мы гуляли по центру, возле входа в одного из кафе на улице Светланской курили две девушки и три парня.
Мы остановились недалеко от них. Андрей обнял меня за плечи, повернув к группе курящих, и тихо сказал:
– Видишь девушку в синем платье и черной кожаной куртке? Это Лена. Красивая, да?
Я кивнула, а он продолжил:
– Добрый спал с ней иногда. До тебя, – уточнил он, – Так что видишь, он не святой.
Я смотрела на него и не верила своим ушам.
– Какого хера ты делаешь? Зачем ты это мне говоришь, твою мать?
– Чтобы ты не идеализировала его.
– Да, заметно было, что он знал, что делает! – я выплёвывала мой сарказм ему в лицо, – Понятно, что у нас большая разница в возрасте, и вы все где-то приобретали опыт. Я и так знала о нём всё и принимала это. Я о другом сейчас.
Раздражение сменилось яростью, которая с гулом пыталась вырваться наружу.
– Какого *запрещено цензурой* ты это делаешь? Ты хочешь сделать мне больно? Цель? Какая твоя цель? Да что с тобой происходит? Ауууу, там есть кто, – я помахала рукой перед его глазами, – Да где, бл4дь, твои мозги? Ты ж вроде умный был.
Резкая внезапная боль заставила меня заткнуться. Хлёсткая пощечина прилетела наотмашь, развернув голову в сторону. Звук удара заставил меня вздрогнуть.
– Да что ты, бл4дь, такое творишь? – выкрикнула я. В тигриных глазах полыхал огонь, а на лице не было ни одной эмоции. И вот тогда я испугалась.
– Собери мои вещи, я заеду на днях, – и он дал мне пощечину второй раз, по другой щеке. Лицо мое горело ледяным огнем. Я отказывалась понимать, что происходит, а тем временем он схватил меня за руку и потянул за собой в сторону припаркованной машины.
– Никакие вещи я собирать не буду, едем домой.
– Ну и куда ты, бл4, собралась в таком виде? – он стоял в дверях и прожигал дыру во мне взглядом.
Я была в чёрном обтягивающем платье длиной до середины бедра, черные волосы были собраны вверх. Мы собрались с Дашей и
