не могла это выносить. Я села рядом, обняла его, положила его голову мне на колени, стала гладить её и тихо петь колыбельную. Андрей закрыл глаза и через некоторое время уснул. Аккуратно переложив его голову на кровать, обессиленная, я заснула рядом.
Шерхан был сильный, гордый, независимый, но он нуждался во мне так же, как я нуждалась в нём.
Ночью, когда он целовал меня, я выгибалась от электрических разрядов вдоль позвоночника. Когда он смотрел на меня желтым горящим взглядом, скользя по губам, груди, ногам, я сгорала. Это был как гипноз, мне хотелось подчиняться ему и делать всё, что он прикажет. Мне хотелось себя наказать. Колоссальное чувство вины перерождалось в животные инстинкты, и я не помнила себя. Я жила. Я дышала.
Днем от воспоминаний ночи меня бросало в жар, и я готова была повторить. Я плохая. Я готова была наказывать себя снова и снова.
Весна встретила нас циклоном и сильной грозой. Сверкающие молнии пронзали темное небо, а раскаты грома будили во мне детское желание спрятаться под кровать. Я сидела на кровати и цепенела от ужаса.
– Кысь. Что с тобой?
Расширенные зрачки, рваное дыхание, влажные ладошки. Он заметил.
– Эй, что такое?
– С детства не люблю грозу. И темноту.
– Страшно? Я кивнула головой. Мне было стыдно.
– Я знаю, ты любишь сказки, сказочница, – он поцеловал меня в висок, – Давай я расскажу тебе сказку про звёзды.
Он притянул меня к себе, уложил в кровать и лег рядом.
– Звёзды? – я плотнее закуталась в одеяло.
– Ага. Про какую рассказать, говори.
– О, ты каждую помнишь, что ли?
– Каждую. Ну, или почти, – он засмеялся.
– Никогда не знала названий, что-то в школе проходили, но так тоскливо было, скучно.
– Не умеют заинтересовать потому что. Звёзды – это захватывающе. Обещаю, расскажу интересно. Не заскучаешь.
– С выражением, что ли? – я засмеялась
– И даже по ролям, – он тоже шутил.
– А ты можешь выбрать сам, я совсем не разбираюсь в небе.
– Хорошо, пускай будет Сириус. Слышала о такой звезде?
– Ну конечно слышала. Рассказывай.
– Созвездие Большого Пса. Самая яркая звезда ночного неба и самая видимая. Она ярче солнца в 20 раз, одна из ближайших к нам звёзд. Возраст системы Сириуса составляет около 200-300 млн. лет.
– Даже представить не могу такие цифры.
– Ты ещё не спишь? Думал, уже.
– Продолжай.
– Сириус – не одиночная звезда, а двойная. Но только одна звезда видна с Земли, а вторую звезду можно увидеть только в телескоп. Древние учёные описывали Сириус, как красную звезду, хотя он голубой. Пока не известно, может ли звезда сменить цвет, и почему это происходит, если это вообще возможно. Слово «каникулы» появилось благодаря Сириусу. В Древнем Риме его называли словом Canicula, то есть «Собачка» в переводе. Первые жаркие дни лета совпадали со временем, когда его становилось хорошо видно на небе по утрам, и этот период года называли «собачьими днями», или canicularis на латыни.
Я уже закрыла глаза, моё сознание стало отключаться и до меня сквозь пелену сна доносились приглушённые слова: «…В Древнем Египте жрецы по отсутствию Сириуса очень точно предсказывали начало разлива Нила…». Мне снилась охота и свора борзых, загоняющих добычу.
Андрей вернулся к работе. При чём, с обычным свойственным ему фанатизмом. Иногда после занятий я заезжала к нему в офис, заходила в его кабинет, садилась напротив и готовилась к очередному семинару или выполняла домашку.
Мне нравилось наблюдать за ним, когда он работает, его сосредоточенный вид, его напористость и требовательность заводили меня. Мощный, жесткий, хотя еще всё-таки худой, Андрей производил впечатление бронепоезда. Я специально мешала ему, не позволяла много работать. Я начинала болтать, отвлекать, о чём-то просить. Он психовал, злился, но в итоге сдавался и уезжал со мной домой.
Когда совсем потеплело, он стал увозить меня за город на выходные. Обычно он снимал коттедж на побережье или дом у подножья горы Ливадийская. В лесу вечер мы проводили у огня, запах можжевеловых веток смешивался с легким запахом кедровой смолы, и приносил умиротворение. Обычно мы сидели на полу перед очагом. Я могла часами сидеть, молчать и смотреть на огонь. Но чаще я брала гитару и играла. Это были новые песни, которых никогда уже не услышит Добрый. Это были новые воспоминания. Но играла я по-прежнему только для него.
Я и Шерхан много гуляли, играли в шахматы и спали. Таёжное убежище подзаряжало своей первобытной энергией. Берег моря же дарил умиротворение своим густым сочным запахом и шелестящими звуками. Обычно я садилась на песок в позу полулотоса, опускала руки на колени, закрывала глаза и слушала.
Шерхан был рядом. Он был как раненый зверь, который еще слаб, но уже твердо опускается на полную лапу и скоро опять помчится загонять свою добычу. Он наконец-то начал учиться смешить меня, и у него почти получалось.
– Что там? – я кивнула в сторону сумки в руках у водителя.
Андрей улыбнулся.
– Ну? Скажи уже, – я повисла на его руке.
– Не-а, это тайна, – он подмигнул мне.
– Страшная?
– Красивая.
А когда сгустились сумерки, он вышел на террасу и стал устанавливать телескоп. Позже он вывел меня к нему и начал показывать звездное небо. Он ни разу не засомневался, верно ли он называет звезды и показывает их расположение. В небе он ориентировался лучше, чем в наших отношениях.
Позже Шерхан настоял, чтобы я научила его готовить. Мои объяснения, что я далеко не эксперт и готовлю так себе, его не останавливали. Выяснилось, что Андрей Александрович не умеет абсолютно ничего. Даже макароны сварить. Я была шокирована, а он разводил руками и говорил, что у него никогда не было необходимости делать это самостоятельно. Я сразу вспомнила, что после переезда к нему, мы пошли в магазин покупать кухонную утварь и кастрюли – у него в квартире не было даже сковородки.
– Вот рецепт. Я записала всё – и необходимые продукты, и пошаговую инструкцию. Давай, приступай.
– Вот так сразу? А инструктаж? – он растеряно смотрел на меня.
– Какой инструктаж, ёпрст. Это ж блины, Челлентано!
– Лучше уж кот, – он заржал.
– Давай-давай, а я буду помогать. Бери миску. Ааааа, да не эту, глубокую возьми.
Через полчаса, жалобно заглядывая мне в глаза, делая вид, что он смертельно устал, Шерхан попросил допечь блины из остатков теста и принялся мыть посуду.
Никогда раньше я не могла представить его в быту, вот таким, как сейчас – в футболке с жирными пятнами, в шортах, с кухонным полотенцем наперевес. Это было смешно и удивительно
