class="p1">Я взяла книжку и продолжила тихим голосом читать сказку для хороших снов спящему великану. Иногда я останавливалась и переводила глаза на него. Даже страшно израненный, он был красивый и сильный. Он справится. Он обязательно справится.
Через какое-то время я почувствовала, что на меня смотрят. В дверях стояли родители Андрея, отец обнимал мать, которая прижала руки к губам, не давая себе закричать.
– Желтоглазый, к тебе мама приехала, – шепнула я ему на ухо, слезла с кровати и уступила место его родителям. Я вышла из палаты и оставила их одних.
Через полчаса я подошла к палате, мама Андрея сидела на стуле, отец вышел поговорить с врачами.
Она встала, подошла ко мне и обняла. Она неплохо держалась. Когда вернулся его отец, они предложили мне поехать домой и нормально выспаться.
– Нет, – я замотала головой, – Нет, я останусь.
– Рина, тебе надо отдохнуть.
– Нет, я никуда не поеду, – я продолжала отрицательно мотать головой, – Я не хочу оставлять его. Если меня не будет рядом, он это поймёт.
«И умрёт» – добавила я мысленно. Я закрыла рот двумя руками и всхлипнула, слёзы я уже не сдерживала.
– А как же его хорошие сны? Ему надо читать. Нет, я не могу. Я останусь.
И я опять провела ночь на стуле, полулёжа на его кровати. Утром Александр Сергеевич отправил жену в гостиницу, меня домой с охраной, а сам остался в больнице.
В обед я вернулась и сменила его, им с женой надо было выспаться после перелёта и смены часовых поясов.
Его родители пробыли в городе ещё четыре дня. Мы по очереди дежурили возле его кровати. Но каждую ночь я оставалась с ним наедине, и продолжала тихо читать под монотонный писк приборов.
«…Меня мачеха убила,
Мой отец меня же съел.
Моя милая сестричка
Мои косточки собрала,
Во платочек их связала
И под деревцем сложила….».[3]
Утром меня сменяла его мама, я ехала домой, чтобы переодеться и что-нибудь съесть. Когда я возвращалась, я обязательно сжимала его ладонь, садилась на стул возле кровати и начинала читать.
«…И уехал, и когда прибыл к отцу, то застал его на смертном одре при последнем издыхании. Тот и сказал ему: «Милый сын, я хотел еще раз повидать тебя перед смертью; обещай мне, что изберешь невесту по моему желанию», – и указал ему на одну королевну, которую назначал ему в супруги…».[4]
Через четыре дня отец Андрея вернулся в Европу, оставив жену возле сына.
«…Тогда лис проговорил: «Хвост у меня прекрасный, длинный и пушистый, и очень напоминает собою пучок красных перьев; если я хвост буду держать прямо и вверх, это будет значить, что все идет ладно, и вам всем тогда наступать следует; а если я опущу хвост, то бегите что есть мочи.»…».[5]
Понимая, что сказок одной книжки мне может не хватить, я принесла с собой из дома сказки Андерсона, на мой взгляд, слишком грустные и философские для больницы, но всё же в них была своя доля чуда и волшебства, думаю, Андрею они бы точно понравились.
Ещё через четыре дня мама Андрея улетела в Сеул, откуда потом должна была направиться в Дрезедн. Родители Шерхана решили начать поиск клиники в Европе, потому что если ситуация не измениться, то они заберут Андрея в Европу.
«…– Тише, Гретель, – сказал Гензель, – не горюй, я уж что-нибудь да придумаю. И вот когда родители уснули, он встал, надел свою курточку, отворил дверь в сени и тихонько выбрался на улицу. На ту пору ярко светила луна, и белые камешки, лежавшие перед избушкой, блестели, словно груды серебряных монет».[6]
Теперь к дневным сказкам добавились мои письменные работы и доклады, которые я писала у Шерхана на кровати, мне как-то надо было закрывать мои «хвосты», несмотря на отсутствие на занятиях. Впервые мы что-то обсуждали и не спорили, вернее, я излагала ему свою точку зрения, а он с ней соглашался – он же молчал.
Я закончила писать доклад по теории литературы на тему пространства и времени в литературе, меня клонило в сон, и я уснула. И мне снился Добрый. Мы сидели с ним на веранде дома моей тёти в Звёздном, в руках у меня была всё та же потрепанная книжка «Сказки Братьев Гримм», он улёгся мне на колени и просил почитать ему. И я начала новую сказку. Я гладила его волосы, чуть касаясь подушечками пальцев его бровей, ушей, шеи. Затем он положил руку на мой затылок, притянул меня к себе и сказал: «Я тебя слышу. Не останавливайся, читай», – и посмотрел мне прямо в глаза глазами янтарного цвета. Я проснулась.
После вечернего обхода я опять забралась к Шерхану на кровать и продолжила читать: «…Но вот однажды, подбросив свой золотой мяч, она поймать его не успела, он упал наземь и покатился прямо в колодец. Королевна глаз не спускала с золотого мяча, но он исчез, а колодец был такой глубокий, такой глубокий, что и дна было не видать. Заплакала тогда королевна, и стала плакать все сильней и сильней, и никак не могла утешиться…».[7]
Через какое-то время я почувствовала движение – его ладонь в моей руке дрогнула, и он сжал мою руку. Я оторвалась от книги, чтобы посмотреть на него и встретилась с его желтыми глазами. Он смотрел на меня. Я выдохнула: «Ну, наконец-то», быстро и аккуратно спрыгнула с кровати и побежала на сестринский пост.
Шерхан проснулся. Этот бой я выиграла.
* * *
– А где твоя сказочница? – спросил молодой высокий доктор, входя в палату.
– Да здесь я, здесь, – я махнула ему рукой, когда он обернулся на голос.
– Всё неплохо. Завтра переводим тебя в Отделение неврологии, – сказал врач.
– А когда домой? – хрипло спросил Андрей.
– Какой быстрый. Недели через две, если не будет осложнений, можно и домой, – улыбнулся врач и вышел из палаты.
Мы остались вдвоём. В это утро я осталась в больнице ждать результатов обследования и вердикта врачей. Я при первой же возможности хватала его за руку и сжимала его ладонь, я боялась отпустить его руку, будто если я это сделаю, то его у меня заберут.
Он смотрел на меня своими желтыми глазами, и меня обволакивало жидким золотом, от его взгляда было тепло и тяжело одновременно.
– Тебе надо домой, кошка, – он гладил мои волосы, – Езжай, прими душ, покушай и выспись, я никуда не денусь, честное слово. Буду ждать тебя, Кысь.
– Не хочу тебя оставлять.
– Возьми такси и езжай, – он поцеловал мои
