– Тебе стоит посмотреть, ― возразила Шенни.
– Нет, нам обоим, ― неожиданно решительно сказал Пирс. ― Шенни, ты придумала эту поездку. Понятно, что в Англии тебе было очень плохо. А грипп ты перенесла хуже, чем мои дети ветрянку.
– А ты откуда знаешь?
– Ты выглядишь усталой, и круги у тебя под глазами больше, чем у меня. Так что проведи эти две недели на пляже.
– Я не устала.
– А, так ты всегда выглядишь как привидение леди Логанейкской, гремящее цепями?
– Я… ― Шенни мечтала, чтобы у нее под рукой оказалось зеркало. ― Нет, конечно.
Пирс усмехнулся.
– Я так и думал. Поэтому… Ты случайно не помнишь, куда мы упаковали купальные принадлежности?
– В красный чемодан.
– Вот видишь, ты уже помогаешь, а говорила, что не нужна здесь. Давай присоединимся к ребятам. И еще, Шенни…― Мужчина прижал палец к ее губам. ― Тот поцелуй ночью. Я не принимаю его всерьез, и ты тоже не должна.
– Я не должна оставаться здесь.
Шенни лежала на кровати в своей спальне, глядя на залитый лунным светом потолок. За последние несколько недель произошло столько событий, что она чувствовала себя… странно. Только недавно она была владелицей художественной галереи в Лондоне, а сейчас восстанавливается после гриппа на побережье Австралии. Она могла пожить у Руби или у своей подруги Джулии.
Но долго ли?
Все случилось слишком быстро. Ей было больно, когда она застала Майка с любовницей, но болезнь не позволила ей мыслить здраво. И вот теперь, в этой роскошной спальне, она впервые поняла, во что превратилась ее жизнь.
Через три недели ей исполнится двадцать девять. Она потеряла галерею и свою квартиру. У нее нет денег…
– И никто не возьмет меня на работу, ― прошептала она. ― Кому нужен куратор галереи, который потерял собственное дело? Да уж, профессионал. ― Шенни шмыгнула носом. ― Так, не смей плакать.
– Шенни? Ты спишь?
Детский голос. Шенни села в кровати и потянулась к лампе на тумбочке.
– Нет, ― ответила она, стараясь, чтобы голос звучал бодро. ― Иди сюда.
Казалось, Венди только и ждала этих слов. Она вбежала в спальню, запрыгнула в постель к Шенни и натянула одеяло до подбородка.
– Мне приснился плохой сон, ― дрожащим голосом объяснила она.
Надо было ночевать в комнате девочек, запоздало поняла Шенни, крепко обнимая девочку. О чем она только думала?
– Что-то случилось?
Шенни подняла глаза и увидела Пирса, все еще одетого в свитер и джинсы.
– Ко мне пришла Венди. Ей снятся кошмары.
– Опять кошмары. Только не это.
Пирс шагнул в комнату, и Шенни почувствовала, как девочка все сильнее прижимается к ней.
– Нет… ― пробормотала Венди, и Пирс резко остановился. ― Уходи. Я не хочу…
– Эти кошмары уже давно мучают ее, и она никогда не подпускает меня к себе. Я ходил с ней к детскому психологу, но она не захотела рассказывать ему о своих снах.
– Это ужасно, ― прошептала Шенни.
– Я знаю.
Пирс выглядел растерянным, и Шенни внезапно поняла ― он на самом деле знает. Ему тоже снились кошмары.
Интересно, снятся ли они ему до сих пор?
– Венди, может, расскажешь мне? ― спросила она. Девочка только покачала головой.
– А мне снятся отвратительные сны про лягушек. ― Шенни поморщилась. ― Огромные скользкие лягушки. Фу.
– Лягушки милые, ― прошептала Венди.
– Только не мои, поверь мне. Могу поспорить, у тебя тоже были кошмары, ― продолжила Шенни, обращаясь к Пирсу. ― Расскажешь?
– Да нет, у меня… И вообще, мы о Венди говорим.
– Нуда, конечно.
– Венди, нам необходимо поговорить, ― мрачно проговорил Пирс. ― Тебе страшно, я понимаю. Когда-то и у меня такое было.
– Нет, ― твердо ответила девочка.
– Взрослые тоже иногда боятся, ― продолжила Шенни. ― Главное ― поговорить об этом. Я рассказала о своих кошмарах маме, и она отвела меня в зоопарк, и я многое узнала о лягушках. Представляешь, самая крупная лягушка в мире больше, чем ступня моего отца. Поверь мне, это означает, что она огромная. Но все равно, она питается только насекомыми. Потом мы набрали головастиков и выпустили в пруд, который папа вырыл в нашем саду. Головастики превратились в лягушек, и я дала им имена. Вот тогда мои кошмары прекратились.
– Твои родители любят тебя, ― мягко заметил Пирс.
– Ну да, только они не сказали мне, что сдали дом. Поэтому не надо их хвалить. Венди, так что тебе снится?
– Я хочу, чтобы Пирс ушел.
Шенни замерла. Когда она посмотрела на Пирса, то увидела кое-что, что изумило ее еще больше. Боль. Неприкрытая, неподдельная боль.
– Пирс наш друг. Он любит тебя.
– Он…
– Что тебя мучает, Венди?
– Темнота, ― пробормотала девочка. Пирс не выдержал.
– Я ухожу, ― напряженным голосом сказал он. ― Я не буду подслушивать.
Шенни не стала его останавливать. Неужели Венди боялась его? Но не мог же он обидеть ее!
– Пирс ушел.
– Я знаю.
– Теперь ты можешь мне все рассказать.
– Нет.
– Венди, я спасла Дональда от быка. Я могу спасти тебя от того, что не дает тебе покоя. Но для этого мне надо знать, от чего именно.
Девочка молчала.
– Темнота, ― наконец сказала она.
– Но в твоей комнате горит ночник. Его света не достаточно?
– Просто, когда я засыпаю… Буфет…
– Что? ― Шенни задержала дыхание.
– Буфет. Он запирает меня там. Он ненавидит меня, потому что я рассказываю маме, когда он бьет ребят. А мама все время болеет и лежит в кровати.
– Пирс делает это? ― Шенни не могла поверить:
– Нет, ― еле слышно ответила Венди. ― Другой…
– Другой мужчина?
– Он очень долго жил с нами. Мама сказала, что ему некуда пойти. И я не рассказывала ей про буфет. Она так расстраивалась все время… Ребятам я говорила, что это такая игра, но это было не так, конечно. Однажды вечером он ударил Дональда. Сильно, у того даже синяк появился. А я ударила его в ответ ― даже сильнее, чем он ударил Дональда. Дональд кричал так громко, что Эбби пожаловалась маме. Мама проплакала всю ночь, а утром она отвезла нас к Пирсу.
О боже.
Я не знаю, как с этим справиться, в отчаянии подумала Шенни.
Но у Венди больше никого нет, кроме нее. Пирс не может помочь, потому что в сознании девочки явно перемешалось прошлое и настоящее.
– Венди, это же ужасно. Как он посмел обращаться с тобой так? Он должен сидеть в тюрьме за такое.
– Там было так… темно.
– И твоя мама не знала?
– Однажды я попыталась рассказать ей, но она так расстроилась, что встала с кровати и упала. Тогда тот сказал, что я плохо себя вела и ему пришлось посадить меня в буфет на несколько минут. Но я проводила там долгие часы. Иногда всю ночь.
– Венди, дорогая моя, ― прошептала Шенни. ― Ты самая храбрая девочка на свете.
