А что? Тут не так уж и страшно.
Ой! А если мама назло мне расскажет Назару обо всём? Я же обманула его, скрыла правду. Ох, боже мой…
На цыпочках выхожу из ванной и крадусь к спальне, куда Назар ушёл, чтобы поговорить с моей мамой вдали от моих любопытных ушей.
— Конечно, Светлана Николаевна, — произносит Назар, стоя спиной ко мне, но я прям вижу, как он улыбается в этот момент. — Она будет звонить вам по несколько раз в день, — он слушает маму и вновь берёт слово: — Разумеется, вы можете приехать сюда. Катя скинет вам адрес. Мои двери для вас всегда открыты, — и снова секундная пауза, затем ответ Назара: — Нет, ей ничего не угрожает. Даю слово, что она будет в безопасности рядом со мной.
Мои щёки заливаются румянцем. Неужели мама разрешила мне остаться?
— И вам доброго вечера. Катя позвонит с утра, я проконтролирую.
Он поворачивается, и я вспыхиваю ещё больше, понимая, что поймана с поличным.
— Подслушивать нехорошо, Катюш.
— Извини. Как тебе удалось уговорить её?
— Я мастер убеждения, — самодовольно улыбается он.
— И всё же?
— Давай, это останется между мной и твоей мамой. А ты расслабься и ни о чём больше не переживай.
Назар кладёт телефон на стол, приближается ко мне, проводит ладонями по моим плечам. Его взгляд загорается азартом и даже какой-то толикой одержимости.
— Хочу написать тебя.
Дважды моргаю, прежде чем до меня доходит смысл этих слов.
— В смысле мой портрет?
— Не совсем. Платье нужно будет снять.
— Но…
— Никаких «но», Кать, — его пальцы присборивают ткань, тянут платье вверх. — И бельё тоже, — подцепляют застёжку бюстгальтера, расстёгивают. — Волосы чуть растрепать, — ныряют в русую копну и слегка придают ей объём. — Ты восхитительна, — шепчет Назар, оголяя меня по пояс. — Горячая девочка.
Он очерчивает заострённые соски, скользит ладонями вниз и стягивает с меня трусики. Надо ли говорить, что его прикосновения вызывают дрожь во всём теле и томление между бёдер? Ожидаю продолжения спонтанной прелюдии, однако Назар разворачивает меня, отвешивает смачный шлепок по заднице и подталкивает к окну.
— Прислонись к подоконнику, лицом ко мне.
Тембр его голоса действует на меня словно гипноз. Я вообще сейчас слабо отдаю себе отчёт в том, что делаю, лишь завороженно спрашиваю:
— А что с руками? Куда их деть?
— Прими естественную позу. Ты должна быть расслаблена.
Облокачиваюсь на подоконник и наблюдаю, как Назар передвигает мольберт, раскладывает на столе баночки с красками, кисточки и ещё что-то. В спальне царит полумрак, Назар не включил свет, и вся эта атмосфера кажется мне немного нереальной. Интересно, а что ощущала Роза, когда Джек рисовал её обнажённой? Назар ещё не приступил к работе, но у меня уже немного покалывает пальцы, а сердце колотится так, что опережает бег мыслей.
Волнительно. И восхитительно.
Как я рада, что мама разрешила мне остаться! Не знаю, что именно Назар сказал ей, но он смог её убедить. Это главное.
Улыбаюсь, предвкушая, как проведу с ним несколько дней или даже недель, и медленно накручиваю на палец прядь волос.
— Отлично, — доносится негромкое. — Так и стой.
Украдкой поглядываю на Назара. Такой серьёзный, сосредоточенный, но в то же время вдохновлённый. По нему видно, насколько процесс его увлёк. Глаза возбуждённо сверкают, волосы взлохмачены, рот приоткрыт, а взгляд такой голодный, что, когда Назар смотрит на меня, я аж вся вспыхиваю. Раз за разом, стоит ему задержать на мне внимание, внутри меня разрывается сноп искр.
Спустя довольно продолжительное время поясница начинает молить о пощаде, шею ломит, руки затекают, а ноги и вовсе сводит судорогой. Не думала, что работа натурщиц настолько сложная. Казалось бы, замереть в одной позе много ума не надо, но, как говорится, пока не попробуешь сам, не узнаешь.
— Готово, — наконец произносит Назар, и я с облегчением отлипаю от подоконника, разминаю затёкшее тело, потягиваюсь.
— Можно взглянуть? — спрашиваю, когда кровоток восстанавливается.
— Конечно.
Подхожу к холсту, ожидая увидеть просто девушку у окна, но то, что открывается моему взору, поистине прекрасно.
По краям полотна преобладают тёмные тона. Они гармонично перетекают в более светлые и становятся ещё светлее в самом центре. Мягкий свет, льющийся из окна, обтекает женскую фигуру, струится в волосах, ласкает кожу. Или это девушка светится изнутри, озаряя своим сиянием всё вокруг? Она такая изящная, трогательная, воздушная, но при этом в ней видна решимость и внутренняя сила. И у этой девушки моё лицо. Так меня видит Назар. Поразительно.
Я не могу описать всю прелесть этой картины, но ощущения от её созерцания захлёстывают меня полностью и прорываются наружу. Но плачу я не потому, что мне плохо. Наоборот. Что-то очень большое, яркое, светлое и доброе растёт внутри, и я будто очищаюсь в этот миг. Эта картина — словно откровение. Признание в любви. Или даже сама любовь.
— Ты плачешь, — Назар стирает пальцем дорожки от слёз. — Настолько ужасно?
— Что ты! Нет! Нет. Это прекрасно, Назар, — поворачиваюсь к нему и заглядываю в глаза. — У тебя правда талант.
Он улыбается, берёт моё лицо в ладони, наклоняется и оставляет на губах лёгкий, едва ощутимый поцелуй. Его глаза сейчас такие добрые. Умные. В них отражается красота всего мира. А ещё в них отражаюсь я.
— Ещё, — шепчу, положив руки ему на талию. — Поцелуй меня, Назар.
Он не набрасывается на мои губы, не завладевает ртом, подчиняя себе, а целует нежно, трепетно, словно впервые пробует на вкус. Это не физический контакт, это нечто большее. Я ощущаю так остро. За спиной не распускаются крылья, но, клянусь, я готова взлететь. Мне никогда ещё не было так спокойно и волнительно одновременно. Я на своём месте — в его руках.
Отрываюсь от губ Назара и отступаю на шаг. Если до этого я просто смотрела на него, то сейчас наконец-то увидела. Разглядела то, что скрыто за внешней оболочкой. Банально рассуждать о родстве душ, однако именно это я ощущаю. Назар всё такой же красивый, сексуальный и притягательный. Но есть и кое-что новое. Теперь он мой.
— Я хочу быть с тобой. Всегда, — шепчу одними губами, но он понимает.
Лёгкая улыбка трогает его губы, а затем Назар прижимает меня к себе и вновь целует. На этот раз со всей страстью, на которую только способен. А он очень страстный мужчина. И мне всё равно, что других я не знаю. Я не хочу знать других. Может, я заболела, не знаю. Но одно понимаю точно: этот мужчина вскружил мне голову и спутал все карты. Я готова ради него на
