— О, Мари! — стонал Джон. — Я столько лет тебя ждал.
— Оказалось, что я тоже, — отрываясь на секунду от Джона, искренне отозвалась Маша.
— Тетя Маша, Рой пригласил меня в «Оливковый сад».
— Что это?
— Так называется ресторан.
«Почти Эдем», — подумала Маша и, не удержавшись, съехидничала:
— Это после бильярдной комнаты? — Она не могла отделаться от женской ревности даже к собственной племяннице. Джон ничего ей не рассказал. Оксана тоже.
— Я не была там, — с обидой в голосе возразила девушка. — А «Оливковый сад» — это ресторан с итальянской кухней.
— Ты любишь пасту? Но учти, от нее толстеют.
Оксана, конечно же, не знала, что так называют макароны. Она даже не потрудилась выяснить, что такое паста.
— Нет, просто мне нравится куда-нибудь ходить по вечерам. Не сидеть же дома! — возмутилась девушка.
— Конечно, — поддержала ее Маша, — хотя лично я предпочла бы после всех дневных развлечений принять ванну, вытянуть ноги в удобном мягком кресле и посидеть дома. Только…
— Что? — вскинулась Оксана.
— Тебе не хотелось бы меня спросить «про это?»
— Что ты? — Оксана, поняв, залилась краской. — Мы же идем просто в ресторан.
— Удачного вечера, — вновь по-американски пожелала она Оксане хорошо развлечься и подумала, что не откажет себе в удовольствии в это время заняться любовью с Джоном.
«Может быть, снова попробовать этот одеколон», — вспомнила Маша „напиток любви”, как она назвала про себя бурбон. Джон дал ей рецепт: сначала положить лед, а потом разбавить бурбон содовой. Получалось очень вкусно. Отхлебнув из стакана с толстым дном, Маша неожиданно для себя задремала.
Проснулась она от того, что чья-то теплая рука ласкала ей грудь. Открыв глаза, Мария увидела склонившегося над ней Джона.
— Ты уже вернулся с работы? — сквозь сон спросила Маша и, когда он понес ее к себе в спальню, подумала: «Сколько же у этого человека сил и терпения, если после утренних экскурсий по Брэнсону он уехал на свой шестьдесят пятый километр и, оттрубив смену в госпитале, еще тащит меня по лестнице на второй этаж». Раскрасавец Олег заставил бы ее жарить ему мясо, чистить картошку, а сам, уткнувшись в телек, смотрел бы спортивные передачи и охал бы целый вечер, что как вол работает на нее. А не дай Бог, зазвонил бы телефон. Тогда, закрывшись в ванной с трубкой, он целый вечер обсуждал бы «важные деловые проблемы». Это в лучшем случае. В худшем — поцеловав ее на прощание в лобик, объявил бы, что исчезает на минутку. И исчез бы на всю ночь.
Оказавшись на широкой постели Джона, Мария приоткрыла один глаз и объявила, что научилась пить американские напитки.
— Что-то не похоже, — вздохнул Джон и стал развязывать зубами узел на ее халатике.
Маша почувствовала, как по голому животу у нее побежали мурашки.
— Брось ты это занятие, — пробормотала она и стянула халат через голову. И тут же сообразила, что, вероятно, не стоило бы торопиться. Ведь он начал развязывать узел зубами не оттого, что не смог это сделать руками…
«Кажется, меня снова подвел русский менталитет», — с легким сожалением подумала женщина. Но Джон проявил американскую настойчивость и… Маша словно поплыла, первый раз в жизни ощутив себя на облаках.
Потом они лежали рядом, пока их разгоряченные тела немного успокоились.
— Ты так кричала, что соседи, наверное, решили, будто я лишаю тебя девственности, — одними глазами улыбнулся Джон.
— Не хочу тебя разочаровывать в своей некомпетентности, но они недалеки от истины.
— Мари, — прошептал Джон, губами коснувшись ее уха, — оставайся со мной навсегда.
Она не отвечала.
— Я понимаю, что тебе очень трудно привыкнуть ко всему. Можешь составить список того, что тебе не нравится в моем американском образе жизни. Ты будешь каждый день вычеркивать из него по пункту.
— Начнем прямо сейчас? — Маша скинула на пол легкий стеганый комфортер. Он был, несомненно, удобен: внутри синтетический пух, снаружи коттон с нежным рисунком, в тон подушек и занавесок в спальне. — Хочу обыкновенное одеяло, с белым накрахмаленным пододеяльником! — заявила Маша. — И тюлевые занавески.
— Проблему вычеркнули, — сказал Джон и, открыв окно, выбросил в него комфортер.
— Ты что, с ума сошел?! — закричала Маша и кинулась к окну.
Легкий комфортер, спланировав, как ковер-самолет, плюхнулся в небольшой бассейн около дома. Накрапывал дождь, и нежное поле летних цветов на плотном материале, намокая, превращалось в осеннюю неубранную слякоть.
Привыкшая к бережливости (когда даже из рваной простыни можно настричь кухонных полотенец), Маша расстроилась.
Джон понял это по-своему.
— Бассейн завтра почистят, — успокоил он, — а комфортер уборщица выбросит в мусор. Приступаем к следующему пункту. Что ты там говорила о занавесках?
Маша стала спиной к окну и расставила руки.
— Ничего, — поспешно проговорила она, — чудесный рисуночек, и оборочки в тон обоев. Подобрано великолепно, с большим вкусом.
— Да, возможно, я не обращал внимания, простодушно поверил Джон. — Дизайнера мне порекомендовала Кейт. Он декорировал и обставлял весь дом.
— Кейт! — взбесилась Маша. — Знаешь, эта твоя Кейт…
— Ты хочешь о ней поговорить?
— Даже в мыслях нет! Но ты думаешь, я брошу все в Москве, приеду в Брэнсон, и мы будем трахаться втроем?!
— Мари! Что с тобой?
— Лучше ты меня узнаешь сейчас, чем потом мы будем ссориться из-за этого каждый день. Я еще не рассказывала тебе об Олеге. Маша настолько разволновалась, что не заметила, как перешла на русский язык.
— Мари, я не понял, что такое «оболег».
— Это имя моего бывшего мужа.
— Очень симпатично звучит, — не разобравшись в русском звучании, попробовал успокоить ее американец.
— Так вот, — не обращая внимания на его непонятливость, продолжала она. — Олег меня так измучил своими бабами, что второй раз я не выдержу, — срываясь на крик, заявила Маша и, когда выдохлась, тихо закончила: — Да еще в чужой стране.
— Мари, ты успокоилась? Теперь выслушай меня. — В голосе Джона появились необычно твердые ноты. — Ты завелась и нарисовала сама себе мрачные перспективы.
— Они разве не имеют под собой почвы?
Он жестом прервал ее.
— Послушай, я расскажу тебе все о Кейт.
В музыкальный театр Тони Орландо, на фасаде которого красовался бант из желтой ленты, автомобиль Джона подъехал одновременно с машиной Кейт.
— Это вы? — неподдельно обрадовалась неожиданности встречи молодая женщина и, гарцуя на высоченных шпильках, продемонстрировала сногсшибательный туалет. Длинные перчатки, вероятно, были ее коньком. На сей раз они гармонировали с синим шарфом, небрежно переброшенным через одно плечо, и с синими клипсами, которые удачно подчеркивали яркий макияж. — У вас очередная экскурсия в театр? — поинтересовалась она у Маши.
