— Что ты врешь, негодяй? — возмутилась Ксюша, но я сделала ей знак замолчать.
В принципе, мне все было ясно. У моей подруги в состоянии опьянения настроение менялось так быстро, что ее партнеры просто не успевали за этим уследить. Сама того не сознавая, она была способна довести любого мужчину до белого каления, сначала вознамерившись приласкать его самым интимным образом, а затем внезапно передумав.
— Он тебя изнасиловал? — все же уточнила я и, когда Ксюша отрицательно покачала головой, строго приказала: — Ну, тогда одевайся и пойдем из этого вертепа. Вы, кстати, тоже могли бы одеться, — заметила я Андрею.
— А мне не холодно, — насмешливо заявил он.
— Боже! — вдруг ахнула Ксюша, поднимая с пола обрывок кружевной ткани. — Да ведь он съел мои трусы!
— Да, съел. — И Андрей вновь довольно рыгнул. — Ну и что?
— Вы извращенец? — спросила я, удивленная не менее своей подруги.
— Нет, я уфолог, — последовал ответ, преисполненный внутреннего достоинства, — но люблю пожевать что-нибудь экзотическое. Кстати, многие великие люди тоже были извращенцами!
— Значит, вы — ничтожество, поскольку самые заурядные люди равняются на великих в их пороках, а самые незаурядные — в достоинствах.
— Но они несъедобные! — взвилась Ксюша, ничего не понимавшая в нашей полемике. — Это же стопроцентный итальянский шелк!
— В самом деле? — И наш непробиваемый собеседник равнодушно махнул рукой. — Впрочем, какая разница… Когда проголодаешься, съешь что угодно.
— Пусть он мне за них заплатит! — запричитала было Ксюша, но я решительно прервала этот комический диалог.
— Хватит ныть, собирайся.
Андрей допил свое пиво и завалился спать, даже не удосужившись проверить, закрыли ли мы за собой дверь. Альфа я больше не видела — возможно, он заблудился в близлежащем лесу или зашел к кому-нибудь в гости.
Было уже раннее утро, когда нам с Ксюшей удалось добраться до железнодорожной станции и сесть в подошедшую электричку.
— Так что все-таки между вами произошло? — поинтересовалась я, когда усталая Ксюша опустила голову на мое плечо и прикрыла веки.
— Он повел себя как последняя свинья, — зевнула в ответ подруга.
— Объясни поподробнее, ибо я не знаю, как ведут себя свиньи в подобных ситуациях.
— Ну, сразу обмазал себе кое-что черной икрой и заявил, что хочет меня угостить.
— А ты не любишь черную икру?
— Нет, я не люблю этого делать с мало знакомыми мужчинами.
— Все ясно.
— И все-таки жаль, — через какое-то время вздохнула Ксюша. — Он и сам такой красавец, и член у него такой красивый… Прям как в кино!
— Эх, милая моя, это же не та красота, которая спасет мир!
— А почему? — сонно удивилась Ксюша, после чего окончательно заснула.
Я перестала шевелиться, с нежностью глядя на бледное личико своей непутевой подружки. Впрочем, спящая женщина всегда кажется целомудренной.
Расстались мы уже в метро — Ксюша поехала на утреннюю репетицию, поскольку не хотела пропускать время, на которое ей был заказан орган; а я отправилась домой отсыпаться — к счастью, в тот день у меня был выходной.
Наконец-то позвонил мой долгожданный! Но, черт бы его подрал, как же рано он это сделал!
Вернувшись домой после вышеописанного приключения, я быстро приняла душ и легла спать. Когда зазвенел телефон, мне показалось, что прошло не более получаса. С трудом разлепив глаза, я схватила трубку и уже хотела было самым нелюбезным тоном послать своего раннего абонента куда подальше, как вдруг услышала вежливый голос Петра:
— Добрый день.
— Привет, — слегка хрипловато ответила я, думая про себя: «Какой на фиг день, когда еще раннее утро?» Но тут мой полусонный взгляд упал на настенные часы — оказывается, было уже почти двенадцать!
— Это Петр.
— Я вас узнала.
— Как поживаете?
— Великолепно.
Я отвечала так коротко исключительно из-за радостной растерянности и потому, что никак не могла собраться с мыслями, однако он, видимо, решил, что на это есть какие-то другие причины, и заметно сник.
— Что вы делаете сегодня вечером?
Ура! Как долго я ждала от него этот классический вопрос и как прекрасно, что он был задан таким тоном, который не оставлял ни малейших сомнений в намерениях вопрошавшего.
— Вы хотите предложить мне вечернюю тренировку? — усмехнулась я.
— О нет, — засмеялся Петр, — не угадали. Я просто подумал… Как бы это сказать… В общем, если вы, конечно, не возражаете, то…
Возможно, мне стоило бы ему помочь, задав наводящий вопрос, но я коварно молчала, улыбаясь невидимой для него улыбкой. Это же такое удовольствие — слушать, как нравящийся тебе мужчина, запинаясь от неуверенности, хочет предложить нечто такое, чего ты давно от него ждешь!
— …Короче, может быть, мы могли бы встретиться и куда-нибудь сходить?
— Неужели вы решились за мной поухаживать?
— Да, а что? — окончательно растерялся Петр. — Надеюсь, вы ничего не имеете против?
«Против? Да если бы ты этого не сделал, я применила бы к тебе твой собственный „Укус кобры”!»
— Во сколько и где? — деловито спросила я, тут же начиная мысленно прикидывать, во что одеться.
— Ну, часов в пять вечера, у памятника Пушкину вас устроит?
— А у вас богатое воображение, — окончательно развеселилась я. — Не каждый мужчина способен предложить такое оригинальное место!
Он понял, что я откровенно издеваюсь, но не обиделся, а тоже засмеялся.
— Так я вас жду?
— Попробуйте только этого не сделать!
Положив трубку, я радостно взвизгнула и одним прыжком соскочила с постели. Затем, немного поплясав по комнате, накинула халат, прошла в ванную и первым делом глянула на себя в зеркало. Сквозь спутанные волосы и немного осоловелый взгляд я увидела знакомое выражение одинокой двадцатипятилетней женщины, сознающей собственную привлекательность в любом виде, а не только тогда, когда наложен макияж и надето лучшее платье. И, право же, одна только мысль об этом придавала уверенности в любых обстоятельствах. А эта уверенность мне сегодня очень даже понадобится!
Спустя три часа я начала окончательно собираться — все, что я делала до этого, называлось «предварительными сборами». После непродолжительных раздумий для предстоящего свидания было выбрано новенькое платье, купленное все в том же бутике от Версаче взамен разорванного зловонным негодяем во время попытки изнасилования трехмесячной давности. Оно было почти таким же, как и предыдущее, — то есть серебристо-белым, плотно облегавшим фигуру и расшитым черными цветами, напоминавшими средневековые японские акварели. В сочетании с черными чулками и темно-вишневой заколкой в каштановых, распущенных по плечам волосах я должна была производить неотразимое впечатление.
