— Ты шутишь! — сказала она.
Гиффорд молча посмотрел на Касс, потом осторожно положил ее на песок и склонился над ней. Когда он снова начал целовать ее, она обвила его шею руками. Касс знала, что ее покорность противоречила тому, что она только что сказала, но ничего не могла с собой поделать. Он полулежал на ней, и прикосновение его губ, и тяжесть его тела были одновременно и очень знакомыми, и совершенно новыми. Опьяняющими.
Он принял более удобную позу. Когда его рука накрыла ее грудь, Касс почувствовала, как внутри ее заполыхало пламя. Жажда любовной близости стала еще сильней. Он гладил большим пальцем руки ее сосок до тех пор, пока тот не стал упругим.
— Это не было моим воображением, — сказал Гиффорд, прильнув к ее губам.
— Что?
— Теперь я уверен в том, что не переоценил совместимость, существовавшую, насколько я помнил, между нами. Нет, не переоценил.
— Нет? — спросила она, дрожа.
— Нет... и она остается необыкновенной, — сказал он хриплым голосом. — Она...
— Ма-а-а!
Пронзительный вопль раздался всего в метре от их голов. Касс подпрыгнула. Гиффорд вздрогнул.
— Что за черт! — воскликнул он.
— Это Джек, — сказала она, поспешно высвобождаясь из его объятий. — Он плачет.
Что я делаю? — отряхиваясь от песка, с ужасом подумала Касс.
Страсть увлекла ее, но разве она так безнадежно глупа? Ей давно уже пора учиться на собственных ошибках! Разве она не поклялась себе, что будет держаться подальше от своего бывшего любовника и их отношения будут строго нейтральными?
— Что-то не так, — заметил Гиффорд, когда раздался еще один крик. Он встал. — Может быть, он голодный?
— Вряд ли. Возможно, что-то приснилось, и он проснулся. Я должна идти, — сказала она, забирая монитор.
— Я провожу тебя, — уверенно заявил Гиффорд. Когда она повернулась, он перекинул полотенце через плечо, взял трость и пошел рядом с ней. — Это было вовремя.
Она искоса взглянула на него:
— Ты о чем?
— Своим своевременным криком малыш удержал нас от того, чтобы мы зашли слишком далеко. Удержал от...
— Я поняла, — оборвала его Касс, пока он не произнес то, что собирался.
А еще она поняла, что Гиффорд с сожалением подумал об их объятиях. Он тоже испытал животное влечение и обрадовался тому, что удалось удержаться. И слава Богу!
— По-моему, он очень расстроен, — заметил Гиффорд, когда они подошли к ее коттеджу.
Она согласно кивнула. Пока они проделывали свой короткий путь, Джек плакал все громче.
— Спокойной ночи, — сказала она и вошла в дом.
Пройдя через темную гостиную, она повернула в крошечную детскую. Лампа, стоявшая на комоде, освещала деревянную детскую кроватку и плачущего малыша.
— Все в порядке, солнышко, — нежно сказала Касс. — Мамочка пришла.
Наклонившись и взяв его на руки, она вдруг всхлипнула и замерла. Несколько минут она стояла, с наслаждением прижимая его маленькое тельце к своему плечу, потом поцеловала в лобик и уложила.
— Спи, — прошептала она, но Джек издал негодующий крик.
Снова прижав его к себе, она вдруг ощутила присутствие Гиффорда. Нахмурившись, он стоял в дверях. От неожиданности Касс словно ударило ножом.
— Что тебе надо? — грубо спросила она.
— Я пришел сказать, что если ты решишь завтра заглянуть...
Его слова замерли.
Странно... Он ожидал увидеть маленького, беспомощного ребенка у нее на руках. Вместо этого он увидел крепыша с прямой спинкой. К тому же Стивен Декстер был блондином, а этот малыш — черноволосым... как он сам.
— Сколько ему? — резко спросил Гиффорд.
Ее сердце бешено заколотилось. Нервы были натянуты как струна. Вот тебе и спокойное состояние, и взвешенные слова! Вот тебе и правильный момент!
— Девять месяцев...
Гиффорд уставился на нее, потом на ребенка и снова на нее. В голове у него был хаос.
— О Господи, — выдохнул он. — Так ведь он мой!
— Да.
Прошли секунды, но Касс казалось, что прошла целая вечность, пока он снова заговорил:
— Почему ты не сказала мне?! У меня есть сын, а ты девять месяцев молчала об этом! Ты не потрудилась сообщить мне о том, что я отец. Ты скрыла его существование. Как ты посмела?! — рявкнул он грубым и злым голосом. Испуганный Джек снова заплакал.
— Тшш, солнышко, тшш... — Касс погладила малышу спинку и прижала его к себе. — Я сообщила тебе, — сказала она горячим шепотом. — Я написала два письма. — Она подняла подбородок. Ее голубые глаза впились в его глаза. — Помнишь?
— Я не получал никаких писем!
— Ты не порвал их?
— Нет.
— А я посылала их. Тшш, — снова сказала Касс, укачивая ребенка. Но Джек и не собирался умолкать. — Я отправила первое...
— Оставь, — прервал Гиффорд. — Нам не удастся сейчас поговорить. Приходи завтра утром на виллу. — Он хмуро взглянул на плачущего малыша. — И принеси его.
— Осторожно, ушки, — предупредила Касс. Она натянула Джеку через головку футболку, просунула его ручки в рукава и пригладила волосики. Взяв сына за ручки, поставила его перед зеркалом. — Разве ты не при полном параде? — сказала она, улыбнувшись его отражению. Малыш запрыгал, выражая бурную радость.
— А от солнца ты наденешь вот это, — Касс прикрыла его шелковистые черные волосы бейсболкой из джинсовой ткани. Мальчуган немедленно ухватился за козырек. — Наденешь! — настойчиво повторила Касс и протянула ему маленькую пластмассовую машинку.
Поскольку был день приема туристических групп, после завтрака Касс привела в порядок столы, помогла подготовить овощи и нарезала огромную миску салата из тропических фруктов. Выполнив свои прямые обязанности, она сказала Эдит, что ей надо поговорить с Гиффордом.
— Я вернусь до полудня, — обещала она.
— Разве тебе сначала не нужно переодеться?
Касс оглядела свою мешковатую рубашку и шорты.
— Вообще-то нужно...
В темных глазах Эдит появились искорки.
— Я так и подумала. Похоже, вы подружились.
— Мы были знакомы раньше, — весьма туманно объяснила Касс и заторопилась.
Она надела сарафан с маками на белом фоне, на тонюсеньких бретельках, с обтягивающим лифом и широкой юбкой. Юбка легко и мягко вилась вокруг ее ног во время ходьбы. Этот очень дорогой сарафан она купила, не удержавшись, — он очень шел ей, подчеркивая золотисто-медовый загар и делая ее изящной.
Еще утром Касс вымыла голову и с особой тщательностью привела в порядок лицо. Ее волосы лежали теперь блестящей светлой гривой, веки были чуть-чуть тронуты бронзовыми тенями, а губы покрывала розовая помада.
