– Спасибо. Мне немного неловко…
– Это ни к чему. Мне думается, что ни вы, мисс Ноубл, ни я – тем более – не сомневаемся в воспитанности и… – Крис хотел сказать «деликатности», но что-то его остановило, – и в умении друг друга быть светскими людьми, – собственно говоря, Крис повторился, – так что не за чем, наверное, отвлекаться на условности. Хотите кофе?
– Да, пожалуйста.
Крис варил его на открытом огне. Лорин ужасно обрадовалась, потому что сто лет не пробовала сваренного «вручную» кофе. У нее хватало терпения только на растворимый, ну в крайнем случае, на кофеварку. А тут…
– …Такая роскошь.
– Нет, что вы, просто один из любимых ритуалов. Почти магический, нужно сказать.
– Магией балуетесь? Белой или черной? – Лорин иронически приподняла бровь.
Ну вот, кажется, он уже начинает пудрить мне мозги.
– Нет, не магией. Так, волшебством.
– А в чем же разница? – искренне удивилась Лорин.
– Магия – это из книг для взрослых. Волшебство – из детских сказок.
– Не вижу связи.
– Я писатель.
– Правда?
– Правда. Самая большая правда из тех, что мне в себе нравятся. Их не так уж много… Но эта мне очень симпатична. Я сказочник.
Врет? Да нет же, не врет! И вправду – сказочник, похожий на настоящего доброго волшебника…
Лорин улыбнулась светло и как-то по-настоящему обрадованно.
– Никогда не встречала настоящего сказочника!
– Значит, сегодня маленький праздник.
Фея пришла в гости к сказочнику-волшебнику. Чудеса случаются…
Крису даже не было стыдно из-за того, что его друг вынужден сидеть в комнате в одиночестве, безнадежно лишенный его общества. Он примерно догадывался, из каких соображений удалился Фрэнк, но почему-то не сочувствовал другу. Справедливо считал, что Фрэнк зачастую сам усложняет себе жизнь.
Крис налил дымящийся ароматный напиток в маленькие белые чашки из какого-то особенного белого фарфора, который, казалось, светился. Лорин осторожно прикоснулась кончиками пальцев к изящно изогнутой ручке: нет, не успела нагреться, только слегка теплая.
Вдохнула будоражащий, яркий запах – удивительно хорош! Маленький глоток.
– Спасибо за кофе, мистер Риш, очень вкусно.
– Хотите узнать секрет?
– Конечно! Если вам не жаль, что ваши драгоценные знания уйдут впустую: у меня никогда не хватает времени, чтобы варить кофе.
– Я думаю, все-таки наступит такой момент, когда вам это понадобится или будет, по крайней мере, приятно.
– Я вся внимание.
– Соль. Просто совсем немного соли – и думать о чем-нибудь фантастическом. На худой конец – о приятном для вас.
– А о чем думали вы сейчас?
– Хм… Я думал о феях.
– О феях? Вы верите в фей?
– А как вы думаете? Я же сказочник и немного волшебник.
– Простите, глупый вопрос. – Лорин рассмеялась от смущения.
Вновь подняла глаза на Криса. Ждала, что он будет говорить еще.
Он так удивительно говорит… Можно забыть обо всем на свете. Наверное, когда он рассказывает кому-то свои сказки, в наш мир входит волшебство. Интересно… Кому он рассказывает сказки?
Глаза Лорин на мгновение расширились – так, ничего особенного, просто реакция на дерзкую мысль.
Не мое дело.
– Как вы думаете, где в нашем мире можно встретить сейчас фей?
– Не знаю. – Лорин растерялась. – Где-нибудь в лесах Европы, наверное.
– Хм. Вот и я раньше думал так же. А впрочем, вряд ли феи и другие волшебные духи настолько зависимы от человека, что могут жить только там, где в них верят, верили изначально. Представьте себе, что и в Африке, и в Амазонии, и в Австралии тоже живут феи. Я как раз думал о том, какие они темпераментные и очень красивые, и наверняка у них совсем особенные, дикие, страстные, звериные пляски. Уверен, что их можно увидеть, внимательнее всматриваясь в ночь за пределами светового пятна от костра…
И взгляд у него необыкновенный. Так может смотреть только волшебник. Завораживает. Никогда не думала, что у мужчин тоже есть такая способность. Хотя… Может быть, это касается не всех мужчин, может быть, это его уникальный дар? Как и сказки…
Крис едва не сказал, что Лорин сама наверняка могла бы танцевать так. Так, как танцуют феи, живущие где-то в саванне или в Экваториальной Африке. И уж точно такой дикий и притягательный вид бывает только у них.
Не сказал, сдержался. И посмотрел не на лицо Лорин, а на ее смуглые руки, обнимающие чашку.
– А я просто танцовщица, – сказала Лорин, сама толком не
– Ну зачем вы так говорите? «Просто танцовщица»… Звучит так, что если бы я сам занимался танцами, то немного обиделся бы. А ведь наши профессии в принципе ничем не отличаются.
– Вы так думаете? – уточнила Лорин со скептической усмешкой. Это был привычный для нее мимический жест. Она сама не любила его. Потому что неприятно так относиться к миру. И все же мир не вызывал у нее доверия. Восхищение, наслаждение, насыщенность эмоций – да, но не доверие.
– Уверен, – проговорил Крис. – Мы оба трудимся себе в удовольствие, наше дело – искусство, и мы даем людям возможность наслаждаться тем, что у нас получается.
– Пожалуй, вы правы. – Задумчиво, тише, чем обычно. Лорин редко признавала правоту кого-то другого. Еще реже – правоту мужчины.
Она смотрела на темную поверхность кофе, чуть тронутую рябью от движения ее рук. Свет свечей рождал странные чувства.
Тропическая ночь – черная, влажная, томная, теплая. Звезды ярки, как нигде в другом месте. Их тысячи над головой. Почти оглушительно звенят, стрекочут и трещат какие-то неведомые насекомые. И где-то внизу, почти под ногами, – темная и, кажется, плотная поверхность озера почти правильной круглой формы…
Картина возникла в сознании внезапно, как вспышка, как кадр из увиденного когда-то фильма. Но ни один фильм не дает возможности вдохнуть запах дикой, далекой ночи и ощутить кожей прикосновение влажного ветра.
Раньше Лорин много мечтала. Родители и учителя поражались, какое живое у нее воображение. А потом она перестала фантазировать. Наверное, слишком рано почувствовала себя взрослой…
Чудо. Волшебство. Я думала, что потеряла это…
Лорин сидела, пораженная, не могла сказать ни слова. Только дрожали пальцы.
Это просто невероятно. Это просто он волшебник. И вправду волшебник.
В одно мгновение у Лорин стал снова такой же взгляд, как в детстве: чистый, искристый, наивно-удивленный. Она это почувствовала. И испугалась. Потому что остаться без брони перед чужим, откровенно говоря, человеком страшно и холодно. Особенно – если носишь ее много лет подряд.
