— А зачем тебе это все? Ей-богу, не пойму! Выбрасываешь на ветер столько денег, вынужден упрашивать меня, мучиться с договором.
Лицо Нейла напрягается. Он молчит и смотрит на меня так, будто о чем-то предупреждает, даже с легкой угрозой. Я чувствую себя хозяйкой положения, поэтому ничего не боюсь. Признаться, меня вновь одолевает нездоровое желание позлить его.
— Нет, в самом деле все это слишком странно! Говоришь, тебе тридцать четыре года?
Он не отвечает.
— По-моему, самое время взяться за ум. Даже самым ветреным рано или поздно необходимо из сотен партнерш выбрать единственную. Так всем было бы лучше: твоим родителям, женщинам, которые не лелеяли бы напрасные надежды, и тебе самому. К тому же, насколько я могу судить по тому, что увидела в твоей квартире, ты не такой, как многие другие, — не страдаешь холостяцкой неряшливостью и умеешь жить в чистоте. Поверь, за одно это качество десятки женщин будут молиться на тебя.
У Нейла на скулах ходят желваки, и это меня лишь сильнее раззадоривает.
— Не представляешь себе, какой адский и неблагодарный труд приучать великовозрастного детину не разбрасывать по всей квартире грязные носки, ополаскивать раковину после бритья, протирать забрызганное зеркало, не оставлять банки и бутылки прямо там, где пил пиво. В конце концов, не ставить кроссовки на журнальный столик!
Говорю с чувством, потому что живо вспоминаю, как прививала любовь к порядку Маркусу. Что-что, а разбросанное по полу грязное белье и скомканные влажные полотенца я не могла ему простить. Вздыхаю. В тот день, когда он ушел, я чувствовала себя так, что ради его возвращения согласилась бы жить и в свинарнике. А теперь? — задаюсь я вопросом. Сердце подозрительно молчит. Готова ли я принять Маркуса вновь, если вдруг ему взбредет в голову все вернуть? Чутче прислушиваюсь к себе, но ответа нет. Может, я потихоньку исцеляюсь от любви, Которую считала единственной и неповторимой? Медленно поворачиваю голову, вижу мрачного Нейла и вспоминаю, где я и о чем толкую.
— В общем, если бы ты приложил хоть самую малость усилий и поусмирил свою жажду бесконечных любовных приключений, наверняка сумел бы стать кому-нибудь вполне сносным мужем, даже отцом столь долгожданного в вашем семействе потомства.
Нейл шлепает ладонью по стене, и я вздрагиваю от неожиданности.
— А тебе не кажется, что мои любовные приключения не твоего ума дело? — резко спрашивает он.
Не успеваю и глазом моргнуть, как он расстегивает и снимает рубашку. Моему взору открывается торс, какие доныне я видела лишь на телеэкране или на картинках. Тотчас забывая и о Маркусе и о женщинах Нейла, едва не открываю рот от восторга и благоговения.
— Предлагаю до шести притворяться, будто мы друг друга не видим, — говорит он.
Легко сказать!
— И заниматься каждый своим делом, — добавляет он, расстегивая ремень на джинсах.
К моим щекам приливает краска. Ну нет, это выше моих сил. Наклоняюсь за сменой белья, чтобы скорее удалиться в ванную, а Нейл стягивает джинсы, снимает туфли, ложится ногами на кровать, одной рукой упирается в пол, вторую закладывает за спину и принимается отжиматься с такой легкостью и увлечением, будто это не доставляет ему ни малейшего труда, а, подобно сигарете, лишь помогает успокоиться.
За ужином происходит то, чего я так опасалась.
Мирабель, еще не притрагиваясь к еде, поворачивается ко мне и с живым интересом спрашивает:
— Что это за театр или студия, в которой ты выступаешь, дорогая? Или, может…
Весь стол — Стефани, Гарри, ее муж и отец Нейла, Хэнк и сам Нейл — поворачивают головы и смотрят на меня.
Усмехаюсь про себя и едва удерживаюсь, чтобы не метнуть в Нейла испепеляющий взгляд. Скольких неприятностей можно было бы избежать, если бы мистер Силач соизволил поднапрячь мозги и проиграть возможные ситуации заранее!
Одариваю всех по очереди ослепительной улыбкой.
— Думаете, я танцую в барах для пьяных и жаждущих вкусненького мужчин?
Гарри закашливается. Хэнк неизвестно для чего похлопывает Мирабель по руке, смущенно хихикает и опускает глаза. Нейл принимается есть, делая вид, что не слышит, о чем болтают женщины. Лишь Стефани и Мирабель смотрят на меня в ожидании.
Смеюсь.
— Нет, в барах я не танцую. — Смотрю на Нейла. Он про меня будто до сих пор не помнит. Преподам-ка я ему урок! — приходит мне на ум мысль. Я в любом случае ничего не потеряю. — Но на сцене приходится выступать полуобнаженной. У нас… не обычный театр, а с… эротическим уклоном.
У Гарри вытягивается лицо. Он вопросительно смотрит на сына, но того происходящее вокруг будто по-прежнему не волнует. Мирабель, загадочно улыбаясь, на мгновение задумывается, потом хитро мне подмигивает и с одобрением кивает.
— Очень-очень любопытно. Что у вас за представления?
— Разумеется, мюзиклы, — не задумываясь отвечаю я. От стола головокружительно пахнет, а я изрядно проголодалась и решаю последовать примеру Нейла и приступить к еде. Накладываю тушеной брокколи с мясом и начинаю уплетать ее за обе щеки. — Мм! Вкусно, пальчики оближешь!
— Мы рады, что тебе нравится, — довольно произносит Мирабель. — В каком же мюзикле ты играешь сейчас?
Мне в голову не приходит ничего более подходящего, и я ляпаю:
— В «Кабаре».
Впрочем, если назвала бы что угодно другое, было бы еще хуже — я не любительница мюзиклов и почти ничего о них не знаю.
— Это по картине, поставленной Фоссом? — спрашивает Хэнк.
Жуя, киваю.
— Ага.
— Там еще играла Лайза Миннелли, — задумчиво потирая подбородок, произносит Гарри.
— Вот-вот! — подтверждаю я, хоть и этот фильм, несмотря на его бешеную популярность в семидесятые, ни разу не видела, а про «Кабаре» знаю лишь благодаря актерству Сюзанны. — Я ее и играю. Салли Боулз.
— Хм… — произносит Хэнк, оценивающе глядя на меня.
На Лайзу Миннелли я, разумеется, не тяну и никогда не справилась бы с подобной ролью, но теперь я играю невесту Нейла, а для нее не страшно казаться немного с приветом. Спокойно ем.
Семейство Барлоу какое-то время молчит.
— Говоришь, ваш театр с… уклоном? — осторожно интересуется Стефани.
— Да, с эротическим, — находя в своем нынешнем положении странное удовольствие, говорю я. Когда еще и при каких обстоятельствах доведется так подурачиться? Мыслимо ли сидеть в окружении куда более взрослых людей и смело вешать им лапшу на уши? Поверьте на слово, это даже забавно. Еще приятнее сознавать, что за весь этот бред ты получишь кругленькую сумму. — У нас полуголые не только девушки из кабаре, но и этот самый… гм… английский студент, а также и все остальные.
