— Ты успокоилась?
Аннетт уловила нотки отчуждения в его голосе и отстранилась, осторожно убрав его руки.
— Да. Спасибо вам… Вы… спасли мне жизнь.
— Чтобы мне не пришлось делать этого снова, в следующий раз постарайся сначала подумать, а потом уже бежать сломя голову, — сурово посоветовал Саймон. — Просто запомни раз и навсегда: дом стоит на скале, и безрассудное метание по саду может убить тебя.
Она только кивнула. Снова он в своей холодной неприступной маске, словно боится обычной человеческой доброты.
— Я пойду в дом — тетя Эльза, наверное, волнуется.
— Постойте. — Взяв ее за руку, Саймон быстрым движением развернул Аннетт. — Вы еще не сказали мне о причине внезапного бегства. Я хочу знать, что толкнуло вас на это.
— Я не хотела, чтобы кто-нибудь видел мои слезы, — придумала она объяснение, не желая говорить истинной причины.
— Но я уже видел их, и не раз, — напомнил он. — Скажите мне правду — какие слова Эльзы так напугали вас?
— Никакие. — Она попыталась вывернуться.
— Не лгите, — Саймон сильной рукой притянул ее к себе. — Отвечайте!
— Это слишком личное, чтобы рассказывать вам! — выпалила Аннетт, увертываясь от его взгляда и вырывая ладонь из тисков его пальцев. Он не сделал попытки удержать ее, и она поспешила обратно в дом, где ее ждала расстроенная и перепуганная тетя Эльза.
Позже, когда Аннетт, вытянувшись во всю длину, лежала на мягкой перине и прилагала отчаянные усилия чтобы заснуть, она вспомнила, чем закончился их разговор. Саймон уже ушел к себе, и пожилая женщина доверительно рассказала, как сильно она встревожена провалом его фильма.
— Я же вижу, как он терзается, хотя и пытается не показать виду, — говорила она. — Недавно он начал снимать новую картину, и там тоже не все гладко. Звезда, приглашенная на главную роль, повредила ногу, съемки пришлось приостановить. Саймон очень нервничает — работа для него дело святое, и он сходит с ума, когда во время съемок что-нибудь не так. Но, слава Богу, Патриция обещала выйти на следующей неделе.
— Патриция? — переспросила Аннетт.
— Патриция Синклер. Ты наверняка ее знаешь, дорогая. Она очень известная актриса и так мила — держится просто, хотя и добилась невероятного успеха. Я встречала ее пару раз, и мне показалось, она влюблена в Саймона, думаю, не без взаимности. — Эти слова непонятно уязвили Аннетт. — Как бы то ни было, я буду рада, если увлечение перерастет в законный брак. Саймону давно пора жениться, и Патриция идеально ему подходит — она красива, независима, умна.
Аннетт лежала, тупо глядя в потолок, последняя фраза эхом отзывалась в ее голове. Значит, Патриция Синклер — его любовница! Значит, он предпочитает длинноногих рыжеволосых красоток с умопомрачительной фигурой и раскованным — если не вульгарным — поведением. Что ж, такие, как она, ему под стать, раздраженно думала Аннетт. Она не могла объяснить, почему Патриция Синклер вызывает в ней такую неприязнь, ведь раньше ей нравились фильмы с участием этой актрисы, и она находила ее игру блестящей!
Свернувшись калачиком и подтянув колени к подбородку, она упрекнула себя. Какое ей дело, есть у него связь с этой сногсшибательной девицей или нет? Какое ей дело, с кем он проводит свои ночи? Память тут же вернула ее к тому страстному поцелую в самолете, и она осторожно провела пальчиком по губам, в которые он впивался с безудержным жаром, а потом с пронзительной нежностью очерчивал их контур языком… Безразличный человек так не целует, с отчаянной надеждой подумала она, но тут же одернула себя. Таких неопытных девочек, как ты, он каждый день съедает на завтрак, а потом за ненадобностью выкидывает прочь. Что касается того поцелуя, то для него это был лишь эпизод. Ты просто подвернулась ему под руку, не более того!
Аннетт почувствовала, как закипают слезы в ее глазах, и тихонько всхлипнула. Мне совершенно все равно, кто он и кто его очередная пассия, твердо сказала она себе. Но почему так больно?..
Тыльной стороной ладони она утерла слезы и закрыла глаза. В окно проникал ровный шум прибоя — это волны разбивались о гранит скал. Их ритмичный шелест мало-помалу усмирил ее нервы, и незаметно для себя она уснула.
…Пробудилась Аннетт от громкого крика, похожего на стон раненого животного, и не сразу поняла, что кричит она сама. Но даже тогда она не смогла остановиться, выплескивая в этом вопле страх перед окружившими ее призраками в пылающих одеждах…
Распахнулась дверь, высокий сильный человек, отбросив на пол простыню, рывком подхватил ее на руки и прижал к своей теплой груди.
— Аннетт! — услышала она над ухом тревожный голос. — Проснись, Аннетт!
Она открыла заполненные горячими слезами глаза и изумленно уставилась на Саймона. Очевидно, он работал допоздна и собирался лечь спать — он был без галстука, без пиджака, в расстегнутой рубашке. Ее мокрая щека прижалась к мускулистой, с жесткими волосами груди.
— Я первый раз услышала свой крик… это… это ужасно…
— Но ты не замолчала, а продолжала кричать. — С этим безжалостным замечанием он опустил ее на кровать.
Аннетт быстро заморгала, чувствуя, как слезы жгучими капельками срываются с ресниц.
— Я не могла… — сдавленно пробормотала она. — Сон словно стал моей второй реальностью…
— Да, я знаю, — отрывисто бросил он. Беспомощно дрожа, Аннетт смотрела, как он нервно расхаживает из угла в угол, ссутулив мощные плечи и наклонив темноволосую грудь.
— Долго еще это будет продолжаться, черт возьми? — воскликнул он, и она мгновенно ощетинилась.
— Я же не делаю это нарочно! — Аннетт сжала кулаки, чувствуя одновременно страх и бессилие. — Вы сами привезли меня сюда и теперь не упрекайте, что мои крики действуют вам на нервы! Я ни в чем не виновата!
— Вы не поняли меня, Аннетт, — сквозь зубы произнес он. — Я имел в виду совсем другое — мне безумно жаль, когда я вижу ваши мучения. Вы перевернули все с ног на голову, предположив самое худшее! Думал я прежде всего о вас, о том, что будет, когда я уеду на съемки и по крайней мере на несколько недель оставлю вас одну. Ведь с завтрашнего дня некому будет прийти к вам на помощь!
— Со мной все будет в порядке, правда, — прошептала она, устыдившись своих мыслей.
— Надеюсь, что так! — Быстрым взмахом жилистой руки он отбросил назад упавшую на лоб прядь смоляных волос. — Потому что иначе придется просить Марджи или Фиону спать на этом этаже. Сами понимаете, Эльза ни о чем не должна знать.
— Нет! — поспешно воскликнула Аннетт и умоляюще на него посмотрела. — Пожалуйста, не говорите им о моем… о моей болезни. Иначе люди начинают с утра до вечера выказывать мне свою жалость, и от их соболезнований мне становится совсем плохо.
