вы что-то знаете о моей матери, о брате? Они ищут меня? Как мне унять их тревогу, чтобы не думали, будто я погибла в песках?
- Амани вернулась в эмират, твой супруг и брат с женой там же. Какая жалость, что я не могу им сказать, что у тебя все хорошо, сама понимаешь, почему. Я попрошу Амелию прилететь и поддержать твою маму. Не стоит так сильно горевать, очень скоро ты их снова увидишь.
- Кемаль сказал – год, - дрогнувшим голосом произнесла я.
- Я полагаю, гораздо меньше, - ответил Асир. – У меня нет сомнений, что однажды ты тоже полюбишь моего сына. И тогда уже не будет нужды держать тебя пленницей в песках.
- Никогда! – горячо выпалила я.
- Никогда не говори «никогда», Газаль, - философски заметил шейх, - а теперь тебе следует отдохнуть. Спокойной ночи.
Амира приготовила ванную. Я почти засыпала, но от удовольствия смыть с себя пыль и тяготы прошедшего дня не смогла отказаться. Отметин от плети на спине практически не чувствовала – они не так сильно болели, как мне казалось. Но прислужница Асира все равно обработала их и провела меня в спальню в дальнем отсеке шатра.
Заснула я практически сразу. Но перед тем, как окунуться в забытье, я все равно видела перед глазами самодовольное лицо Кемаля с оттенком ничем не сравнимого триумфа…
…В тот день Зейнаб приняла очередную попытку стать подругой моей матери, сменив горделивое превосходство дружелюбием. Ей понадобилось несколько дней, чтобы понять очевидное: как бы мой отец не был увлечен второй женой, он всегда любил только Амани. Стоило дружить с первой супругой. Что она и пыталась сделать, вручив ей сундук с золотыми монетами и камнями.
- Я дарю его тебе в знак своего почтения, Амани, - голос Зейнаб слегка дрожал. – Здесь сто золотых динаров и двадцать сапфиров чистейшей огранки. Прими их в дар как залог нашей дружбы.
Мама заплетала мои волосы в косы. Я, как завороженная, следила за тем, как вторая жена отца открывает свой подарок. Блеск золота ослепил меня, и я вскочила на ноги, подбежав к нему и пересыпав из руки в руку.
- Благодарю тебя, - сдержано ответила мать. – Принимаю с благодарностью.
- Здесь не сто динаров, - я провела рукой по сверкающей поверхности.
Повисла тишина. Амани сдвинула бровь, а Зейнаб залилась краской.
- Прости меня, госпожа. Я …
- Здесь сто пятнадцать, - легко подсчитала я, вставая.
- Это… действительно так, - новая жена была смущена. – Я захотела подарить часть юной принцессе. Но как ты узнала, прелестное дитя?
- Да ведь это просто! – я не заметила, как мама слегка качнула головой, - высота и ширина вмещает ровно восемьдесят пять, сапфиры меньше и легче, а оставшийся край легко вместит пятнадцать так, чтобы…
- Поразительно, - Зейнаб была так шокирована, что открыла рот. – Ты разумна, просто невероятно одарена!
- Зейнаб, вели подать щербет и лукум в саду, я присоединюсь к тебе через десять минут, - мягко велела Амани, но ее глаза остались холодны. Когда вторая жена ушла, мама присела передо мной на корточки, удерживая руки в своих.
- Газаль, моя горлинка, ты действительно это только сейчас сумела посчитать в уме, или сделала это раньше?
- А там легко, мама! Я увидела диаметр камня и монеты, и посчитала…
- Я попрошу тебя никому не говорить об этом умении. Особенно отцу.
- Но Висам знает! Я его главный архитектор, когда мы строим песчаные замки. И полководец, когда нас атакует многочисленная армия!
- Пусть об этом впредь знает только твой брат, мы договорились?
- Но почему, мама?
- Видишь ли, моя принцесса, - горько улыбнулась Амани, - не в обычаях нашей страны иметь такой острый ум девочке. Даже если она дочь влиятельного шейха. Твой будущий муж потребует от тебя смирения и уважения его интересов, и будет расстроен, что ты умеешь то, что неподвластно ему.
- А если он тоже будет умен, мама? Как и я?
Амани прижала меня к себе:
- Такая вероятность есть, но она ничтожна. В противном случае тебе следует скрывать это еще сильнее…
…Я проснулась с улыбкой на губах, все еще ощущая теплые руки матери на своих волосах. Но оковы сна стремительно спадали, и я уставилась в задрапированный белым потолок шатра, постепенно вспоминая, что же произошло вчера. Сглотнула, в полудреме качая головой, и спина отозвалась болью.
Лучше всего было не вставать с постели. Притвориться больной – это бы сработало с учетом всех событий вчерашнего дня. Пока я под защитой Асира, меня никто не тронет. Плохая новость: уже к ночи он перестанет быть моим защитником. Мрачный и угрюмый преступник Саид не в счет. Он может спасти меня от бури, кинжала, камнепада, нападения змеи, но и пальцем не пошевелит, когда Камаль потащит в шатер. Возможно, даже останется стоять на страже, чтобы предотвратить очередное возвращение Асира и мое спасение…
Рассвет в пустыне стремителен. Но я больше всего люблю эти часы перед появлением солнца. Люблю смотреть на звезды. Слушать звуки просыпающейся песчаной пустоши. Теснота шумных городов так и не смогла покорить меня своим хаосом.
В поселении еще не все спят. Крики и смех доносятся обрывками, я их не слышу.
Сбежал сюда, чтобы не ворваться в шатер отца и не утащить оттуда свою добычу за волосы.
Когда Газаль свела меня с ума, я уже и сам не помнил. В детстве я не испытывал острого желания иметь женой дерзкую девчонку, что уже тогда умножала пятизначные числа в уме. Все, что мне хотелось – чтобы отец передумал. Тогда я рвался в город. Там кипела жизнь. Родная пустыня навевала скуку.
И вот прошло много лет, а меня тянет сюда. И на это есть своя причина. Теперь есть.
Во всем теле еще вибрирует ярость на самого себя. Отец прав – моей импульсивности однажды хватит, чтобы превратить песок пустыни в стекло. Я сегодня утратил не только голову от близости Газаль, но и хватку.
Четырех высекли там же, где я под влиянием кровожадной толпы распял Газаль. В этот раз я лично проследил, чтобы это было по-настоящему. До крови и боли, которая не пройдет еще долго. И плевать, что завтра рудники лишаться своих передовых копателей.
Отец не сказал ни слова. Но мне
