Анита.
Значит, насчет болезни все правда.
— Кто присматривает за ней, пока он на работе? — спросил Лиам.
Анита секунду помолчала.
— Мне жаль, агент Маверик, но мне не очень удобно обсуждать с вами здоровье миссис Конрад. Прошу меня понять.
— Да, конечно.
Лиам немного подумал. Его следующий вопрос был об инциденте в «Безмятежности».
— Вы об этом знали?
— Да. После того, как скончалась та женщина, нам звонил директор «Безмятежности» и расспрашивал о Миллере. Но никаких доказательств врачебной ошибки не нашли.
— И еще одно, — сказал Лиам. — Вы сказали, что мистер Конрад очень привязан к своим пациентам, и я лично наблюдал, как нежно он обращается с матерью. Как вы думаете, если бы кто-то из пациентов был смертельно болен, без всякой надежды на излечение, и страдал бы от ужасной боли, Конрад мог бы… помочь ему уйти.
Анита снова замолчала, на сей раз надолго.
— Не знаю, что вам на это ответить, агент Маверик, — наконец выговорила она. В ее голосе чувствовалось напряжение. — Если бы я узнала о такого рода случае, то обязательно доложила бы об этом. А сейчас извините, мне надо идти.
Лиам поблагодарил ее и закончил разговор. Она не знает, что ответить… но ее реакция — уже ответ.
Он проверил файл, присланный Беннетом, а потом быстро набрал напарнику сообщение. Не думает ли он, что Конрад может оказаться «убийцей из милосердия»?
Ответ пришел сразу же:
«Для информации: отец Конрада скончался в „Золотых садах»«.
Если Конрад — ангел смерти, то кончина отца могла послужить своего рода катализатором.
Пэйтон исходила коридор отделения интенсивной терапии, пока врачи пытались спасти ее мать от отравления газом. Несмотря на усилия врачей, она все еще не пришла в сознание.
Это беспокоило Пэйтон больше всего. Мама не может, просто не может умереть!
Позвонила Джоанна, спросить, как дела.
— Я… не знаю, выживет ли она, — с трудом выговорила Пэйтон, давясь слезами. — Она такая слабая, такая бледная…
— Держись, Пэйтон. Я молюсь за тебя и за нее.
— Спасибо, Джо. Не представляю, что бы я без тебя делала.
— Постарайся немного отдохнуть. И звони в любое время.
Пэйтон пробормотала еще какие-то слова благодарности, повесила трубку и зашла в туалет. Она плеснула в лицо холодной воды и уставилась на свое отражение в зеркале. Даже тщательно замазанный, желто-фиолетовый синяк все равно был виден. И шишка… Пэйтон потрогала твердый бугорок на затылке и скривилась от боли.
Из палаты вдруг донесся пронзительный писк. Пэйтон метнулась к матери. Монитор показывал ровную линию. Вбежали две медсестры и врач.
— Дефибриллятор, срочно! — крикнул врач.
— Везу, — отозвалась медсестра.
Сотни раз Пэйтон ассистировала докторам в подобных ситуациях и сохраняла спокойствие и хладнокровие. Но ведь это была мама, ее мама!
Совсем обессилев, она привалилась к стене. Медсестра взялась за электроды дефибриллятора.
Совсем некстати звякнул телефон — Пэйтон пришло сообщение. Медсестра бросила на нее раздраженный взгляд. Пэйтон сжала телефон так, что побелели костяшки пальцев. Тело матери дернулось и снова застыло.
Машинально она прочитала эсэмэс.
«ТЕБЯ ПРЕДУПРЕЖДАЛИ».
Пэйтон прижала кулак ко рту, чтобы сдержать рвущийся наружу крик. Щеки были мокрыми от слез. В шаге от нее медики продолжали реанимировать мать.
Она горячо молилась, чтобы мама выжила.
После двух разрядов монитор снова пискнул — появилось сердцебиение. Пэйтон тяжело привалилась к стене.
Теперь, когда уровень адреналина снизился, Пэйтон видела все как будто в замедленной съемке. Ее сильно мутило. Тем не менее внутри медленно закипала злость.
Внезапно накатил приступ тошноты. Пэйтон выскочила из палаты, пронеслась по коридору и рванула на себя дверь туалета. Согнувшись над раковиной, она как следует умылась ледяной водой и подняла голову.
Из зеркала на нее смотрела лгунья. Та, что боялась каждого шороха и пряталась целых пять лет. Если смерть Глории Инман привела к пожару, то она со своим трусливым молчанием виновата в том, что погибли люди. И в их числе — отец агента Маверика.
Она ничего не сказала, когда ее допрашивали. Все ради мамы. Но мама все равно оказалась в больнице и теперь борется за жизнь.
Нужно что-то изменить. Кто бы ни стоял за всем этим, нельзя позволять ему управлять ее судьбой и ставить под угрозу жизнь мамы.
Трясущимися руками Пэйтон оторвала кусок бумажного полотенца и вытерла слезы. Нет, отныне она отказывается быть жертвой.
Конечно, ей придется столкнуться с последствиями. Заговорив, она, скорее всего, потеряет работу. Как тогда заботиться о маме?
Но если ничего не делать, мама может умереть.
Ее нервы были на пределе. Пэйтон метнулась в палату матери, проверила, все ли там в порядке. Сердечный ритм был стабилен. Немного успокоившись, она сказала, что выйдет попить кофе, и попросила медсестру в случае чего обязательно позвонить.
В атриуме располагалась очень уютная кофейня с небольшими нишами для посетителей напротив витрины с сэндвичами и пирожными. Пэйтон взяла себе кофе и устроилась за пустым столиком возле окна.
Собравшись с духом, она набрала номер агента Маверика.
— Прошу прощения, агент Маверик, — сказал доктор Хаммерхэд. — Никак не могу найти отчет по миссис Инман, хотя уверен, что именно я давал заключение.
— Может, вспомните — не было ли там чего-то странного, подозрительного? Например, что-то насчет наркотиков?
— Нет, наверняка сказать ничего не могу. За последние пять лет я написал сотни заключений.
Телефон Лиама завибрировал. Еще один входящий, от Пэйтон Уэйс. Возможно, что-то важное. Но сначала необходимо закончить беседу с Хаммерхэдом.
— Я подам запрос на эксгумацию тела Глории Инман. Нам обязательно нужно узнать, как именно она умерла. Это может стать ключом ко всему делу.
— Буду рад поработать над этим, если вы получите разрешение, — ответил доктор Хаммерхэд.
— Хорошо. Я дам вам знать.
Надо перезвонить Пэйтон. Но прежде всего… Лиам постучал в дверь кабинета Джейкоба.
— Я хочу еще раз поговорить с Инманом.
— Новые улики?
Лиам покачал головой.
— Нет, это по поводу вскрытия тела его жены.
Джейкоб пошел за Инманом. Лиам прихватил бутылку воды и вошел в комнату для допросов. Через несколько минут привели Инмана. Он шаркал ногами, и вид у него был еще более изможденный, чем при аресте. Глаза были обведены черными кругами, он побледнел, и на его лице застыла маска отчаяния. Уж не собирается ли он покончить с собой, как предполагала его мать, мелькнуло в голове у Лиама.
Хотя, если уж он так хотел свести счеты с жизнью, у него было на это целых пять лет. С другой стороны, сейчас он под арестом, и это не может
