мать его.
Белка вздрогнула и пугливо отпрыгнула, одергивая одежду.
— Ну, ты чего, Бельчонок? Это просто Новый год.
— Уже?! А как же шампанское?
Понимая, что момент упущен, Фокин усмехнулся:
— Мы еще успеваем. Держи. С Новым годом, жена!
— Прости, малыш. Я спать, а то у меня дежурство завтра. Уйду на целые сутки.
— Ясно.
— Давай помогу убрать.
— Нет! Я сама. Это же несложно совсем, — залепетала Белка, все никак не в силах привыкнуть, что Гордей не брезгует делить с ней, в общем-то, женскую работу. У них в семье так было не принято. Белка даже представить не могла, чтобы ее дядька взялся помогать жене.
Но Гордей все равно ее не послушал, помог убрать остатки пиршества в холодильник и, пока она наводила порядок на столе, загрузил посудомойку.
— У тебя зачет когда?
— На десять часов. Второго.
— Я постараюсь вернуться к девяти, чтобы тебя подменить. — Фокин широко зевнул так, что челюсть его затрещала. — А там надо подумать, как тебе учебу окончить.
— А что, Михал Михалыч правда мог бы с Гордейкой сидеть?
— Он врач. Если бы я кому сына и доверил, то ему. Конечно, на постоянку это вряд ли возможно, но приглянуть за нянькой, пока нас нет…
Белка кивнула. Хотя, конечно, это тоже было для нее странно. С детьми у них по большей части возились женщины. Впрочем, она была не против пересмотреть свои жизненные установки. Если честно, предложенная мужем модель сосуществования ей нравилась гораздо больше. Может, потому что она была как будто честнее? Крамольные почти мысли…
Пока Белка заканчивала уборку, Гордей расстелил диван в комнате, которую она назвала бы кабинетом. В квартире Фокина помимо огромной кухни-столовой было еще четыре просторных комнаты. И вот эта — небольшая и несуразно вытянутая, сплошь в книжных стеллажах.
Впрочем, какое ей до них дело? Важно ведь не это совсем! А то, что ее муж опять не планировал делить с ней постель. И это после всего, что он делал… Ох.
Белка переступила с ноги на ногу, не зная, как у него спросить, как ей это все понимать. А Фокин стал раздеваться! Расстегнул пуговицы на красивой оливкового цвета рубашке, дернул ремень. А заметив, что она все еще топчется в дверях, замер.
— Ты чего, Белочка?
— Зачем тебе спать на неудобном диване, если у нас есть большая кровать? — выпалила Белка. Фокин медленно-медленно моргнул. Отвел руки от пуговицы на брюках, которую как раз хотел расстегнуть. Пригладил пятерней волосы.
— Мне надо выспаться перед дежурством. Боюсь, в непосредственной близости от тебя это будет невозможно, — пояснил сипло. Белка зависла, обдумывая его слова. И, в конце концов, решила, что Гордей Александрович имеет в виду ночные подъемы Гора, которые не дадут Фокину отдохнуть как следует. По простоте душевной пропуская мимо ушей довольно жирный намек со-о-овсем на другое.
— А. Ну я тогда пойду…
Белка крутанулась на пятках и выскочила из комнаты, ругая себя на чем свет стоит за то, что… как будто даже хотела быть остановленной. Влетела в спальню. Застыла у зеркала, прижав ладони к горящим щекам. Наверное, она совсем… наверное, с ней что-то не то! Почему ей так горько было от того, что он не продолжил начатого? Почему все ее тело горело и откликалось? Несмотря даже на страх, который никуда… никуда не делся!
А ему? Ему что — вообще не хотелось закончить? Ну, или хотя бы приласкать ее еще немного. Ей ведь так понравилось! Она не против была. Совсем… Уж лучше знать, как оно там. Неизвестность ее убивала!
Понимая, что навряд ли уснет, Белка достала толстенную распечатку с лекциями и принялась их повторять. Уж лучше об учебе думать! И то ли лекции были скучными, то ли она слишком вымоталась за последние дни, но поучиться не удалось. Девушка практически тут же уснула. Проснулась от того, что закряхтел Гор. Села на кровати. Огляделась. Сынок закряхтел сильней. Пришлось вставать.
— Вот же! Не успел… — хмыкнул Фокин, заходя в комнату. Белка растерянно хлопнула глазами. Он был уже полностью одет. Сколько же времени?!
— А?
— Хотел Гора покормить, чтоб он дал тебе поспать подольше, но не успел, — пояснил Гордей, встряхивая бутылочку.
— Да ты что? Надо было меня разбудить! Гора покормить, а сам без завтрака на работу?!
Стыдно было! Просто ужасно стыдно. Ну, никакого от нее толку. Он вон как к ней хорошо относится, а она?! Белка пугливо вскочила, стала бестолково метаться по комнате.
— Да я позавтракал. Со вчера ведь полно еды осталось. — Фокин подхватил разоравшегося Гора на руку и сунул ему в рот соску. — Кстати, мы кое-что вчера забыли. Пойдем, — поманил жену. И такие у него глаза были хитрые, что и в Белке любопытство проснулось. Гуськом перекочевали в гостиную. — Ну?
— Что? — не поняла Белка. Фокин закатил глаза:
— Ты собираешься подарки искать?
— Где? — обалдела девушка.
— Под елкой! Разве не туда их обычно Дед Мороз складывает? Я специально форточку открыл на ночь…
Теперь пришел Белкин черед закатывать глаза. Но все ж она не стала говорить вслух, что уже давным-давно ни в какого Деда Мороза не верит. Закусив язык от усердия, опустилась на колени, поводила рукой по полу и, наконец, наткнулась на красивую беленькую коробочку.
— Ну как? Угодил Дед Мороз-то?
— Угу, — всхлипнула, закусив губу. — Даже не знаю, как мне его и благодарить.
— Ну-у-у, можешь поцеловать. Для начала.
Белка встала, опираясь на ладонь. Подошла к мужу, смутившись, и на несколько секунд прижалась к его губам, встав на пальчики. Все же Фокин был ощутимо выше. Да и Гор в его руках мешал.
— Спасибо. И не только за телефон.
— Не реви, — проворчал Фокин. — Лучше давай сюда своего китайца. У меня есть пятнадцать минут, чтобы поменять карточку и все переустановить.
Вообще-то Белка и сама могла это сделать, но ей нравилось то, как Гордей Александрович о ней заботился. Наверное, кроме прочего, она видела в нем и отца, который ушел так рано… Жаль было его отпускать. Еще и на целые сутки. Да к тому же страшно. Как она одна справится с сыном? Ну не привыкла она еще к роли матери! Вроде делала все как нужно, но тревожность никуда не девалась. А еще ведь голос совести — «ты его чуть не бросила, ты плохая мать» — ни на секунду не затыкался.
— Эй, ну что опять? Страшно одной?
Вот как он так ее чувствовал? Признаться в собственной несостоятельности было стыдно, а врать — грешно.
