человеком загадочным, в чём-то мистическим, как будто приехавшим в Россию не из другой страны, а прилетевшим с другой планеты.
Три года назад, сразу после его триумфального выступления с оркестром в Вене, Ирина уже брала у него интервью. Тогда у неё сложилось о нём мнение, как о человеке бесконечно талантливом, но очень одиноком, с какой-то тяжестью в душе, терзаемом своими внутренними демонами. К какому другому мнению она могла прийти, услышав от него, что «чувствовать то, что я чувствую, дирижируя, и быть искренним при этом, это словно каждый день резать себе вены»? Или такое: «Я настолько углубляюсь в музыку, что боюсь сойти с ума. Погружаюсь в транс, попадаю в какое-то неисследованное пространство, и оно пугает меня…». Ирине так стало больно за него, как за сына, ведь по возрасту именно в сыновья он ей и годился.
Ирина никогда не позволяла себе задавать человеку, интервью у которого брала, вопросы о его личной жизни, но ответы Теодора у других-то интервьюеров слышала. А там он жаловался, что ему даже иногда снится, что у него есть семья, жена, дети. И что он живёт обычной жизнью обычного человека, о которой он ничего не знает. И нет женщины, которая ждала бы его дома… «Я бы хотел представить себя в гармонии с женщиной, которой я мог бы посмотреть в глаза и знать, что я могу посвятить ей себя всего, без желания находиться где-то ещё, только здесь, рядом, чтобы я смог встретиться, наконец, со своими ожиданиями и не чувствовать себя таким одиноким дураком…»
Но, кажется, в последнее время что-то сдвинулось в жизни Теодора. Появились слухи, о том, что он уже не одинок. А в одном из недавних интервью он уже жаловался на другое — что не может продолжать работу над «Сумрачной» симфонией, которую пишет уже несколько лет, но не потому, что не хватает времени из-за концертной деятельности, а потому что в его душе сейчас поют ангелы, а не демоны сумрака.
А ещё были сведения, добытые её съемочной группой при подготовке к программе. Будто бы кто-то видел собственными глазами, как он часто кружится с какой-то девушкой в вальсе на своём приусадебном участке загородного дома, не касаясь дорожки ногами. И поднимаются они всё выше и выше. А ещё светятся… Ирина после первой беседы с Теодором тоже чувствовала себя воспарившей над землёй, но, всё-таки, это были внутренние ощущения, а не реальный полёт.
Ещё у него появился арт-директор. Женского пола. Теперь вся его концертная деятельность ведётся через неё. И не только концертная, но и об интервью с ним пришлось договариваться не на прямую, а с ней. А ещё, наконец-то, появился свой собственный сайт, а не поделки его фанатов. И странички в соцсетях. Может быть, кружащаяся в вальсе девушка и его новоиспечённый арт-директор, это одно и то же лицо, благодаря которому в его душе поют ангелы? Дай-то Бог!
Ирина радовалась за Теодора, но хотела убедиться воочию. Именно это подвигло её на второе интервью. Нет, она не будет спрашивать его в лоб, а лишь будет стараться угадать его состояние по глазам, по улыбке, по глубинному подтексту его ответов на тему музыки.
28 — термин из религиозной практики древних римлян, означавший секретные дела, о которых нельзя было говорить, закрытые и недоступные для людей, в них не посвящённых. Синоним к словам «загадка», «тайна» (из Википедии)
— Здравствуйте, Теодор! Я очень рада видеть Вас снова в программе «Арканиум».
— Здравствуйте!
— В прошлый раз мы виделись с Вами сразу после Вашего триумфального выступления на Международном фестивале старинной музыки Resonanzen в Вене. Прошло уже три года, Вы стали его постоянным гостем. Гостем желанным. И не только там, но и во всем мире. Поделитесь с нашими зрителями, пожалуйста, тем, чем для Вас стали эти прошедшие три года.
— Прежде всего, я ещё раз убедился, что фестивали — это самый лучший формат для музыки. Не конкурсы. Особенно для дирижёров. Как можно понять, кто лучший из дирижёров за десять минут? Музыка — это не спорт. На фестивалях люди слышат множество произведений, оркестров, солистов. Отбирают для себя то, что им ближе, то, что их потрясло. И дальше уже идут на концерты этих конкретных исполнителей. Само время выбирает, а не несколько членов жюри, пусть и профессионалов.
— Так же, как и три года назад, Вы выступаете со своим оркестром, созданным в Краснодаре. И теперь весь мир, по крайней мере, интересующийся музыкой, знает в нашей стране не только Москву и Санкт-Петербург, но и Краснодар. Нет ли у Вас ощущения, что Вы, как артист, переросли рамки этого провинциального города?
— Что касается Краснодара… Вообще в мире существуют два города, отличные от всего остального. Санкт-Петербург — утопический город, город-декорация, город-театр. И Афины. Афины даже не город, а место силы, где сосредоточена большая энергия. Невозможно выразить словами, можно только почувствовать, почему там начались и театр, и музыка, и философия, и поэзия. В Краснодаре у меня тоже есть маленький уголок, где я черпаю силы, — и добавил с лукавством во взгляде, задорно улыбнувшись, — Не важно, где ты живёшь, важно — с кем.
— Зрители заграницей и в России, они одинаковые? Или разные? Кто Ваш идеальный зритель?
— Зрители не делятся, для меня, по крайней мере, на страны и континенты. На столичного и провинциального. Конечно, искушенный зритель даёт артисту возможность к развитию, к совершенствованию. Но мне никогда ничего не давалось в готовом виде. Я сам создаю мир, в котором живу, который творю. Я сам воспитываю своего зрителя. Потому что счастье и любовь это тот мир, который можно создать только самому. Не продают любовь в супермаркетах. Счастье это когда рядом есть кто-то, кто чувствует музыку также, как чувствую её я внутри себя. Абсолютное совпадение, при котором распахиваются двери, исчезают потолки… И я могу взять её за руку и провести на ту сторону, в маленькое зазеркалье рая. Находиться там вместе и вместе слышать ангелов — вот что такое счастье.
Теодор не заметил, как перескочил в ответе со «зрителя» на, явно, кого-то конкретного, земного. На женщину. Но Ирина не стала акцентировать на этом внимание.
— В одном из своих интервью Вы жаловались, что постоянно идёт борьба с графиком Ваших выступлений, расписанным на несколько лет вперед. И что Вы мечтаете о том времени, когда не будете связаны какой-то конкретной программой, а будете исполнять то, что соответствует Вашему внутреннему
