— Ты и есть моя лучшая подруга, — вздохнула Сара, съеживаясь под тяжестью чувства вины. — Просто я не понимаю, чего ты от меня хочешь…
— Как он в постели? Нет, забудь! Я совсем не то хотела спросить, поспешно поправилась Карен, заметив, как Сара мгновенно побледнела. — Извини. Просто я не могу об этом не думать, а так трудно удержаться, чтобы не спросить…
— Лучше не спрашивай. — Сара дрожащими руками поставила чайник на плиту. — Лучше устрой опрос общественного мнения.
— Ну перестань, — Карен помрачнела и уныло вздохнула. — В общем, все понятно, — добавила она с неожиданным смирением.
Сара вдруг вспомнила о страсти, которую вызывала в Рафаэле. Стоило ей просто взглянуть или дотронуться до него, как он тут же вскипал, что для Сары тогда было совсем непонятно. Между ними было много недопонимания, и виновата в этом была не только она. Рафаэль ошибался, принимая ее комплексы за стеснительность, а нежелание — за невинность. Ему нравилось думать так о ней. Женщины не давали Рафаэлю прохода еще с тех пор, как он был подростком. А тут вдруг объявилась такая, что, не желая размазывать помаду, холодно отвергает его самые горячие объятья. Это было настоящим вызовом его горячему темпераменту.
— Когда вы поженились? — неловко откашлялась Карен. — Да и вообще, была ли свадьба?
Сара не обижалась, понимая, что для такого вопроса у Карен были все основания.
— Мы поженились через три недели, после того как познакомились. В Париже.
— Через три недели? — недоверчиво воскликнула Карен. — Ты была с ним знакома всего три недели?
— Отцу вдруг пришло в голову нанести в Париж незапланированный визит и… тогда он все узнал про Рафаэля, — пояснила она, недоговаривая и бледнея. — Поэтому пришлось выбирать: либо выходить за Рафаэля, либо распрощаться с ним навсегда. Мы едва знали друг друга. Мы, наверное, просто немножко сошли с ума. Я даже яйца сварить не умела!
Она деланно рассмеялась.
— Это не самое главное, — сухо прокомментировала Карен.
В главном я тоже не блистала, с болью признала про себя Сара. Вслух она этого никогда не скажет, даже если ей будут загонять иголки под ногти. С напускной небрежностью она пожала плечами.
— Мне тогда было только восемнадцать, и все было против нас. Мои родители делали все, чтобы нас развести, да и денег у нас было немного… — Что? — перебила ее Карен. — Элиза говорила, что он из очень богатой семьи.
Сара подняла на нее удивленный взгляд.
— Не представляю, с чего она взяла.
Карен нахмурилась.
— Может, я что-то недопоняла. Извини, я прервала тебя.
— Да, собственно, больше и рассказывать-то нечего. В конце концов Рафаэлю это все надоело. К тому же он приобретал все большую известность как художник, — пробормотала она без выражения. — Он на это и поставил. Конец истории.
— Что же, очень подробный рассказ, Сара, — с иронией заметила Карен.
— Да как ты можешь? Ты прожила два года с потрясающим мужиком, о котором можно только мечтать и которого можно видеть в эротических снах, и ограничиваешься двумя-тремя ничего не значащими фразами, будто отписываешься от налога! Да уж, для Диснейленда ты не находка.
Сара устало прикрыла веки, едва не проболтавшись, что Рафаэль думал о ней почти так же.
В ту ночь она долго не могла уснуть, чувствуя, что находится в самом эпицентре зарождающегося шторма, и в такой ситуации ничего не предпринимать означало накликать на себя беду. С Рафаэлем всякая нерешительность была самоубийственна. Длительное ночное бдение, однако, не привело ее ни к каким утешительным выводам.
Рафаэль имел юридическое право встречаться с Джилли и Беном. Это неприятно, но факт. Надо действовать сообразно ситуации и так, как подобает взрослой двадцатипятилетней женщине. Обычно она спокойна и рассудительна в спорах и в состоянии выслушать обе точки зрения, даже если сама в него вовлечена. Куда же делись эти ее качества теперь, именно тогда, когда она в них всего больше нуждается? Почему обе ее попытки поговорить с Рафаэлем закончились так печально?
Нечего притворяться, тут все понятно. Сердце и душу не обманешь. Их отношения зашли так далеко, что забыть их будет нелегко. Даже гордость и здравый смысл временами бывают бессильны. Разве можно отказаться от любви по собственному желанию? Если бы это было так просто, то разбитых сердец в мире было бы намного меньше. С тех пор как они с Рафаэлем разошлись, ее жизнь круто изменилась. Неизменным оставалось лишь одно: хотя она и повзрослела, но по какой-то злой иронии судьбы в присутствии Рафаэля превращалась в не умеющего себя держать в руках подростка. Она избегала смотреть правде в глаза. В конце концов, время работает на нее — она надеялась, что с каждой новой встречей ненависть к нему будет расти и расти до тех пор, пока она от него полностью не освободится, признала она с некоторым отвращением к себе.
На следующий день Джилли и Бен были приглашены на именины. Саре надо было купить подарок и отвезти его упаковать. Поэтому на работе она появилась буквально за минуту до начала рабочего дня, чувствуя себя совершенно разбитой. Как обычно в начале лета, многие свалились с гриппом, и у нее было полно работы за машинкой, а ведь кроме этого ей еще надо встречать клиентов и отвечать на их вопросы. Сегодня пальцы не слушались ее, и она допустила массу элементарных ошибок. К концу дня она была выжата как лимон, и тут вдруг появился Рафаэль.
На нем был темно-серый с синим отливом костюм европейского покроя из дорогой ткани, подчеркивавший его широкие плечи и длинные стройные ноги. В его обычной ленивой походке сегодня было какое-то неизъяснимое очарование. Он вообще всегда был очень экзотичен, что впитал, видимо, с молоком матери. А сегодня к этому добавился еще и богатый европейский шарм изысканный, утонченный, неподражаемый. Две машинистки, проходя мимо него, едва не свернули себе шеи, не в силах отвести от него взгляд.
— Как ты узнал, где я работаю? — срывающимся от раздражения голосом спросила Сара, ненавидевшая подобные неожиданности.
— Твоя соседка очень словоохотлива, — бросил он небрежно, с холодным безразличием, не замечая ее горячности. — Насколько я понимаю, дети сегодня при деле, следовательно, ты можешь со мной пообедать.
Сара раскрыла рот:
— Пообедать?
Золотистые глаза под черными ресницами сузились и остановились на ее зардевшемся лице.
— Может, я одет не по случаю? Что ты Так на меня смотришь? — спросил он нетерпеливо. — Если у тебя другие дела, отложи их.
Ее так и подмывало соврать, что она очень занята, но прирожденная осторожность удержала ее. Рафаэль не любит возражений, сопротивляться просто глупо.
