Умыв испачканную детскую мордашку, мы с малышкой застываем перед распахнутым шкафом в ее детской. Вещей не много, но и не мало. Все аккуратно сложено, развешено, только что по цвету не отсортировано. Не любой мужик в своем-то гардеробе будет поддерживать такой «фэн-шуй», а тут вот просто идеальный порядок и удобство в подборе нарядов.
Хотя с чего я друг приписываю это похвальное качество именно отцу? Может, дело в присутствии в доме женских рук, хотя бы в вопросах чистоты? Взгляд сам собой отрывается от созерцания полок и пробегает по комнате, а воображение подкидывает красочные картинки, на которых Игнат в жёлтых хозяйственных перчатках, переднике поверх шикарного торса, бандане и с метелкой для пыли в одной руке и пылесосом в другой прохаживается по всей квартире, наводя чистоту.
Внутренний голос ехидно ржет, а я на мгновение теряюсь в прострации своих иллюзий, залипая на скрытых мечтах моего потайного сознания. Только наличие ребенка рядом не дает утонуть в них с головой. Фани тянет меня за рукав, привлекая внимание.
— Ма-а-а-ам, — зовет она меня, — а что мне надеть?
Встряхиваюсь, мысленно отвешиваю себе забористый подзатыльник, возвращая уплывшие мысли в правильное русло, и включаю режим «личного стилиста для маленькой модницы». Замечаю, как в детских глазенках блестит восторг и легкое лукавство, подкреплённое улыбкой. Похоже на то, что маленькая хитрюшка и сама неплохо справляется с этой задачей. Но сегодня, вот сейчас, она хочет, чтобы это сделал кто-то… я.
Сердце в который уже раз сжимается тисками жалости к ребенку, оставшемуся без материнской любви и заботы. Смахиваю невольно проступающие слезы горечи, затаив на миг дыхание, чтобы не выдать себя горестным всхлипом и не напугать Фани.
— Так, а что у нас с погодой на сегодня? — чересчур бодро интересуюсь, но девчушка словно и не замечает, как тонко вибрирует мой голос от разводимой сентиментальной мокроты.
— Сейчас! — взвивается она рыжей кометой и несется в сторону двери. — У папы спрошу! — кричит уже из коридора, и до меня доносится немного приглушенный вопрос, задаваемый девчушкой, и спрашивает она так, будто от этого зависит, по меньшей мере, жизнь половины человечества.
Улыбаюсь: все же для любой девочки отец — авторитет, а для этой — вообще «двойной». И это, наверно, правильно.
— Вообще, обещают тепло. — На пороге появляется Игнат, он прислоняется плечом к косяку, скрещивая ноги, и задумчиво почесывает затылок, рассматривая что-то на экране смартфона.
— Да? — задумчиво вздыхаю и, с трудом оторвав от него взгляд, осматриваю малышкин гардероб.
Фани уже крутится около меня в ожидании выбранного мною наряда.
— Как ты смотришь на это?
Беру с полки теплые лосины цвета «мокрый асфальт» и свитер-тунику объемной вязки.
— Отличный выбор! — Похвала от Игната звучит, будто отметка «зачет» при сдаче теста на роль супермамы. Вновь что-то колет в районе сердца, и я глушу это чувство гнетущей тоски активным вниманием к малышке. Помогаю ей одеться, поправляю взъерошенные кудряшки, делаю все, чтобы только не смотреть на Игната, так и продолжающего стоять в дверном проеме.
— Папа, ну мы же опоздаем! — возмущается Фани, когда мы спешим с ней в прихожую, а Игнат лениво отодвигается, уступая нам немного места.
Он все так же в домашних брюках и футболке. Волосы небрежно взлохмачены, и вид у него, словно у кота, объевшегося сметаны и желающего сейчас только одного: завалиться на лежанку под лучи теплого солнышка. Только одна рыжая непоседа имеет на этот счет другое мнение, о чем и напоминает уже раз десять отцу.
— Выходите на улицу, — предлагает он, когда я уже завязываю Фани шарф поверх модной дубленки. — Я сейчас вас догоню.
Его доверие обескураживает. И это, вероятно, очень отчетливо считывается с моего изумленного лица.
— Фани никогда не подойдет к плохому человеку, — негромко, почти конфиденциально сообщает Игнат, раскрыв передо мною мой пуховик и помогая его надеть, — поверь мне.
— Верю, — тихо соглашаюсь, подхватываю свой рюкзак и выхожу с девчушкой из квартиры.
Сердце гулко ухает, раскачивая мысли и чувства, дезориентируя меня. От брошенного нам вслед взгляда Игната в душе сумятица и полная неразбериха, даже руки слегка дрожат. Чуть крепче сжимаю ладонь, в которую Фани так доверчиво вложила свою ладошку, как только мы оказались на лестничной площадке.
Просторный лифт почти неслышно спускает нас на первый этаж. Фани задает мне кучу вопросов, а я отвечаю ей на них, порой невпопад. Запинаюсь, путаюсь в некоторых фактах из истории любимого всеми праздника и обещаю ей обязательно найти недостающие факты на просторах всемирной и всезнающей сети.
— Хорошо, — произносит малышка с тем детским акцентом, который не оставляет никаких сомнений: она все запомнила и проверит позже мою память.
На улице пасмурно, но, и правда, тепло. На детской площадке резвится немногочисленная детвора. Рыхлый липкий снег в их умелых руках за мгновения превращается то в меткие снежки, то в более монументальные произведения снежного искусства. Большой снеговик почти доделан, остается лишь самая малость.
Перейдя подъездную дорожку, мы с Фани оказываемся неподалеку от этого шарообразного «гиганта», возводимого мальчишками постарше, а любопытная малышня топчется в сторонке, неловко пытаясь скопировать оригинал, только в миниатюре. Наблюдать за творящейся на площадке кутерьмой так приятно и как-то трогательно до сентиментальных слезинок в уголках глаз. Так и хочется самой ринуться на помощь вон тому карапузу, толкающему перед собой снежный ком всего в половину роста его создателя.
Поглядываю на рыжую егозу, топчущуюся около меня и цепко держащуюся за мою ладонь. Глазки сверкают, щечки румяные, и вся она, словно непоседливый котенок, у которого страх перед огромным неизведанным миром борется с любопытством. Девчушка хочет рвануть туда, в гущу веселья и снежных забав, но стойко держится и делает вид, что вот все это ей совсем-совсем не интересно. Есть в ее жизни дела поважнее, чем вся эта возня с мокрым снегом.
Улыбка растягивает мои губы, и я почти уже решаюсь подтолкнуть ее в компанию к детворе (Бог с ней, с одеждой, и поездку за елью можно отложить), когда сбоку от нас раздается женский голос.
— Фаничка, привет! — звучит заискивающе и очень лицемерно.
— Фаина! — насупившись, резко отвечает девочка, бросая на подошедшую к нам молодую особу в короткой шубке, теплых лосинах и модных ботинках на высокой подошве. Длинные черные волосы она небрежно перекидывает на одно плечо и смотрит на малышку, чуть склонив голову. Меня она словно и не замечает.
— А где твой папа? — интересуется она, проигнорировав четкое нежелание малышки общаться с ней. — А-а-а, ты с няней! — И в каждом слове столько пренебрежения, словно гувернантки и не люди вовсе.
— Это не няня! — хмуря бровки и сверкая опасными молниями из рассерженных глазищ, почти кричит рыжая кнопка, заступаясь за меня. — Это моя мама! Вы, что не видите?
Незнакомка (ну, для меня она таковая, а Фани, видимо, давно отбивается от этой «хищницы», явно положившей глаз на холостого Игната) не скрывает ошарашенного удивления и с откровенной неприязнью окидывает меня оценивающим взглядом. Я даже вижу, как оппонентку окутывает темным туманом подозрительности, пока она мысленно сравнивает наши шансы.
«Что? Правда, что ли? Ты и он?» — большими неоновыми буквами проступают вопросы на ее лбу.
Пожимаю плечами с легкой улыбкой безразличия и удивляюсь, насколько приятен мне этот легкий обман. Совесть совсем даже не мучит, спит себе тихонечко. Да и не должны мы никому ничего объяснять.
— Пойдем. — Фани тянет меня за руку в сторону парковки, и я не имею ни малейшего повода менять ее маршрут.
Разворачиваемся как раз в тот момент, когда к детской площадке подъезжает знакомый мне большой солидный автомобиль.
— Не замерзли? — интересуется Игнат, открывая водительскую дверцу и покидая салон.
— Добрый день, Игнат! — не забывает заявить о своем присутствии настырная особа.
