Он хмыкнул. Некоторое время они устраивали постель. Два одеяла. Пальто внизу. Куртка вверху. И оба подо всем этим.
Она была в джинсах и блузке. Он в брюках и рубашке. Галстук по-прежнему оставался в кармане.
Спать в джинсах не слишком удобно. Теперь они достаточно тепло укрыты, чтобы избавиться от верхней одежды. Но предложить этого Ник не посмел.
Кровать была слишком узкой, чтобы лежать на расстоянии. Их тела поневоле соприкасались. Он старался по возможности меньше шевелиться. Нет, это немыслимо. Двое взрослых людей и…
– Это сумасшествие, – сказала она. – Так мы никогда не заснем.
– Какое же решение ты предлагаешь?
– Расслабиться. Если я лягу на бок, и ты повернешься на тот же бок и прижмешься ко мне, мне будет тепло. Я вдова. И знаю.
– Вероятно… так, – с сомнением ответил Ник, пытаясь представить, как можно удержать ситуацию в невинных, платонических рамках.
– Ты не вдовец, но наверняка отлично знаешь, что люди могут спать друг с другом, не желая секса. Прекрати изображать стойку «смирно». Расслабься.
– Да, мэм.
– Вот так-то лучше. – Она повернулась на бок, терпеливо дождалась, пока он сделает то же самое, и изогнулась, прижавшись спиной к его груди.
Его руки непроизвольно обвились вокруг нее. Она оцепенела – всего на мгновенье – и снова расслабилась.
– Видишь, хорошие мысли появляются не только у меня. Отлично. Теперь спим. Если, конечно, ты не волнуешься, что нас разбудят на рассвете и поведут расстреливать. Но ведь Блэйк начеку, верно?
– Ага.
– Тогда о чем нам беспокоиться? Разве что о Хоппи. Но пока нас не выпустят, невозможно ничего предпринять. Следовательно, можно и поспать. Спи!
– Да, мэм.
Он закрыл глаза, а открыв их, с удивлением обнаружил, что проспал несколько часов. Роз до сих пор спала, прильнув к его груди, словно там ей самое место. Он все еще крепко прижимал ее к себе. Ему пришлось слегка передвинуться, чтобы взглянуть на часы, а Роз и не шелохнулась.
Должно быть, она совершенно измучилась. Проклятие, ему следовало тщательнее исследовать ее прошлое. Но храбрая она несказанно. И держится великолепно, смеясь там, где только можно, не позволяя себя запугать, во всем ища повод для оптимизма.
И эта женщина согласилась стать его женой.
Лишь на словах.
Хотя многое изменилось. Он сам изменился. Или влюбился?
Мысль так взбаламутила его, что он либо вздохнул, либо шевельнулся слишком' сильно. Роз все так же неподвижно лежала в его объятиях, но он чувствовал – она проснулась.
– Сколько времени?
– Семь.
– Как думаешь, нас покормят?
Словно по сигналу дверь открылась. На пол поставили поднос, и дверь снова хлопнула. Они даже не успели разглядеть своего тюремщика.
– Ответ, стало быть, «да». – Она заворочалась, и Ник неохотно выпустил ее.
– Не смотри так, – сказала она немного сердито, потом сползла к ногам кровати, чтобы не касаться его, вставая.
– Как?
– Не знаю. Не знаю, о чем ты думаешь, и спрашивать не собираюсь, – резко ответила она. – Я первая иду в ванную, и не вздумай съесть один все тосты.
Тостов не было. Каша и прокисшее молоко, чуть теплая вода и растворимый кофе.
– Не на то я рассчитывала, соглашаясь стать принцессой, – пробормотала Роз. – Не знаю, самый ли сейчас удобный момент сообщать, что я привыкла к хорошему кофе и, если меня его лишают, становлюсь просто невыносимой?
– Я тоже.
– Что же нам делать? – спросила Роз, решительно, хоть и морщась, расправляясь со своим кофе.
– Думаю, ждать.
– Сколько примерно?
– Возможно, лет двадцать.
– Могли бы тогда снабдить нас колодой карт. Иначе я буду жаловаться в ООН.
Он хмыкнул. Жизнь продолжается. Они стали ждать.
Скажи кто-нибудь Роз, что она будет делиться историей своей жизни с человеком, которого знает не больше месяца, она бы не поверила. Она не экстраверт. Вышла замуж за Макса, но даже ему не всегда удавалось пробиться через ее защитную оболочку. И вот она сидит тут, выдавая подробную информацию, словно ничего тут такого нет. Почему? Возможно, потому, что Ник особо не интересуется ею. Просто слушает со скуки – ведь больше заняться нечем.
– Ты играешь в теннис?
– Нет, мне нравится хоккей. Играю плохо – я ведь не пробовала даже до приезда в Англию, но все равно мне нравится. И до сих пор играю. То есть до последней недели.
– Нападающим?
– Полузащитником по большей части. А ты?
– С правого края. Левый удар у меня сильнее. Будь у нас пара клюшек, мы бы сыграли.
– Если нас долго тут будут держать, мы разберем кровать и возьмем доски. Отложим матч до завтра. Как насчет мороженого? Какое у тебя любимое?
– Шоколадное.
– С кокосовой стружкой?
– Фу, нет. Чисто шоколадное, без примесей, портящих вкус.
– Ага, – неожиданно она ощутила голод. – Как думаешь, скоро обед?
– Думаю, наши шансы на мороженое минимальны. А плавание?
– Пять взмахов рук – и тону. Никогда тут не было приличного бассейна. Может, сейчас построили. Будем надеяться. А ты?
– За коттеджем моей приемной матери был пруд. Нам всем полагалось научиться его переплывать, прежде чем Руби позволяла гулять без нее.
– Руби тебя учила?
– Руби всему меня учила.
– Повезло тебе.
– Что у меня приемная мать?
– Я… Извини. Глупое замечание.
– Ничего. Но ты… когда мы переселимся в роскошный дворец с грандиозным бассейном…
– …то купим мне надувной жилет и выгоним всех фотографов. Ник, что, по-твоему, происходит снаружи?
– Не знаю.
Сразу после завтрака их внимание привлек шум. Вначале он был приглушенным, словно где-то неподалеку шли спортивные соревнования и кричали болельщики. Отдельных голосов не слышалось, только общий гул. Но в последние минуты шум так приблизился, что стали слышны и выкрики.
– Время обеда давно прошло, – нервно сказала Роз. – Может, надо поскандалить с ними?
– Давай не будем. У меня ощущение, что ответственного за обед отвлекли.
Некоторое время они прислушивались. Крики становились громче. Что бы это ни было, оно приближалось.
– Ты любишь петь? – спросил Ник. Роз поразмыслила о пении, но поняла, что звуки снаружи становятся серьезной помехой и уже не дают от них отвлечься. Очень громкие. И определенно рядом.
– Знаешь, если это революция, то старый метод свергнуть монарха – хорошо поработать топором.
– Русские были последними, – ответил он, тоже прислушиваясь. – С тех пор многое изменилось. Достаточно только заглянуть в женские журналы. Сплошь принцы и принцессы, без тронов, но головы у всех в целости и сохранности.
– Ник…
В три больших шага он подошел к ней и обнял.
– Не бойся, мы вдвоем.
С этим надо что-то делать. Он так держит ее… как будто любит.
