— У него не было никакого права. Мириам получила право опекунства.
— Большинство двухлетних детей остаются с матерями при бракоразводном процессе, но это не значит, что отцы не любят их. Отец той девочки, очевидно, любил ее больше, чем ты любил Камиллу.
Брук поглядел на сына печальным взглядом.
— Ты ничего не понимаешь. И видимо, никогда не понимал.
— Не может быть никакой параллели между этой историей и тем, как была потеряна Адель, — продолжал Джим с неумолимой логикой. — Если Мириам намерена искать сходство со своим случаем — это твоя проблема. Не моя. И не госпожи Дитерли. Так что решайте ее между собой.
Он взял Лейлу за руку и потянул ее за собой вверх по ступенькам к портику при входе в дом. Все еще ошеломленная ожесточенным спором между мужчинами, Лейла обращала мало внимания на дом. В ее уме лишь смутно запечатлелся двухэтажный особняк, построенный из блоков песчаника, с широкими верандами на каждом этаже.
— Есть ли в тебе хоть капля сострадания? — укоряюще бросил ему вслед отец.
Джим обернулся, и рука его крепче сжала руку Лейлы. Его лицо, будто высеченное из камня, олицетворяло жестокость приговора.
— Умирая, Камилла меня назначила опекуном своего ребенка, если Адель выживет. Ее дочь будет моей дочерью.
— Ты думаешь, Катрин будет лучшей матерью для нее, чем Мириам?
Это язвительное замечание, казалось, задело что-то кровоточащее в душе Джима. Он бросил в лицо отцу слова, полные презрения:
— У Адели будет отец, который не бросит ее ради кого-то другого. Она всегда сможет рассчитывать на то, что я буду рядом с ней. Как это было с Камиллой.
Брук Фарли ничего не ответил на это. Несколько мгновений мужчины в молчании гневно смотрели друг на друга, и призрак старого, неразрешенного конфликта витал над ними. Джим первый прервал эту тяжелую сцену и возобновил свой путь по ступенькам в дом, где его и Лейлу ждал ребенок.
Итак, Катрин Хардинг ошибалась. Если Джим возвратился из Алис-Спрингс другим человеком, за этим стояло нечто большее, чем горькая участь быть отвергнутым женщиной. Страдания Фарли в связи со смертью его сестры усугублялись сложными семейными отношениями.
Она вспомнила слова Тома, полные дурных предчувствий, когда он говорил о своем восприятии Джима: «Я не хочу, чтобы он увлек тебя во мрак».
Этот мрак поселился в душе Джима Фарли задолго до того, как она встретила его. Теперь Лейла была уверена в этом. Может быть, если бы тогда обстоятельства были иными, и она была свободна, она смогла бы помочь Джиму. Но время ушло. Джим Фарли сделал свой выбор. И он это дал понять достаточно ясно, когда они ехали в машине.
Ею овладело тяжелое, беспросветное чувство поражения, когда он пригласил ее в свой фамильный дом.
— Не считаете ли вы, что я могла бы действовать более эффективно, если бы знала, что меня ожидает в этом доме?
Его непроницаемое, с застывшими чертами лицо оставалось таким же неподвижным. Но глаза сверкнули, когда он сказал с жестокой непреклонностью:
— Я создам вам все условия, чтобы вы могли свободно общаться с Аделью. Остальное не должно вас беспокоить.
Это фактически являлось завершением их беседы и, по сути, исключало Лейлу из его личной жизни.
Они вошли в огромный холл и направились к великолепной лестнице из красного дерева. Краем сознания Лейла отметила паркетный пол, персидские ковры, несколько чудесных образцов античной мебели у стен. Какое богатство, подумала ока. Принесло ли оно счастье этой семье?
Разрушенные семьи вряд ли могли предложить рецепт счастья для детей, оказавшихся волею судьбы участниками семейной драмы. Как часто их любовь и преданность становились объектом притязаний воюющих между собой родителей, безжалостно разрушавших эмоциональный покой малышей. Слишком распространены были также судебные разбирательства по поводу опекунства.
Лейле хотелось знать все о первом браке Брука Фарли, сколько он продолжался и как закончился. Очевидно, его второй брак принес с собой множество проблем, как бы он ни любил свою жену. Джим говорил о влиянии, которое оказал этот брак на его сестру. А какое влияние он оказал на него самого?
Конечно, это ее совсем не касалось, напомнила себе Лейла, и Джим не допустил бы никаких расспросов с ее стороны. Она поднималась по широкой лестнице рядом с ним, не обмениваясь ни единым словом. Как раз то, что нужно для создания дружеской атмосферы, с мрачной иронией подумала Лейла.
Взаимоотношения Джима с его мачехой, несомненно, были столь же натянутыми, как и его отношения с отцом, а в замечании Брука Фарли о Катрин совсем не чувствовалось одобрения относительно выбора сына. С другой стороны, возможно, что эмоциональная привязанность к своей супруге заставляла Брука Фарли предвзято относиться к другим женщинам.
Будущее Адели в этой семье уже не казалось Лейле таким безоблачным. Маленькая девочка явно стала причиной распрей и, возможно, чувствовала бурлящие вокруг нее подводные течения схлестнувшихся эмоций. Это могло повлиять на ее теперешнее поведение.
Когда они поднялись в холл на втором этаже, Лейла коснулась руки Джима, чтобы привлечь его внимание.
— Не было ли вчера спора об Адели в ее присутствии?
— Думаете, я позволил бы это? — резко ответил он.
Лейла отдернула руку, словно обожглась.
— Извините. Мне это показалось возможным.
Он закрыл глаза, спасаясь от ее взгляда, глубоко вздохнул, пытаясь снять внутреннее напряжение, затем сказал извиняющимся голосом:
— Прошу прощения. Пожалуй, ваш вопрос вполне уместен.
Джим посмотрел ей прямо в глаза и добавил, как бы нехотя констатируя факт:
— Состояние Адели не имеет ничего общего с нашими отношениями. Это началось, когда она рассталась с вами. Чем дальше мы уезжали, тем меньше она реагировала на окружающих. К тому моменту, когда мы приехали сюда, она полностью отгородилась от нас. Я думаю, что все, что говорилось или делалось в этом доме, не имело для нее никакого смысла.
Лейла знала, что ей не должно быть никакого дела до этого, и все-таки не удержалась и спросила:
— Если я смогу вывести ее из этого состояния, что тогда?
— Она будет иметь все, что я могу дать ей. Все, чего желала бы моя сестра для нее.
Лейла пристально посмотрела на него, глубоко тронутая чувством, которое сквозило в этих простых словах.
Его рот скривился.
— Там, где речь идет о правах ребенка, я придерживаюсь твердого убеждения, что дети должны быть защищены от несправедливости. У вас нет причин для беспокойства, госпожа Дитерли. Я буду обращаться с Аделью так, как если бы я был ее отцом, а она моей дочерью.
