— Ты сегодня собираешься вставать?
Глаза Кристин пробежались по его фигуре, отмечая еще одну перемену: Джек сменил рубашку — старую, заношенную коричневую на относительно новую голубую. Сегодня от него не пахло, как обычно, лошадью, табаком и потом, и по мокрым прядям на лбу Кристин догадалась, что он искупался в протекающей поблизости мелкой речке. Джек еще не успел надеть широкополую шляпу, и его аккуратно причесанные волосы отливали темным золотом в лучах утреннего солнца.
— Великолепно выглядишь! — сказала она, не скрывая восхищения ни в тоне, ни во взгляде.
Джек оглядел себя, затем снова посмотрел на Кристин, и та почувствовала себя не в своей тарелке, представив, как сейчас выглядит: волосы спутаны, взъерошены, на лице — отпечаток одеяла да еще, пожалуй, и следы от комариных укусов…
— Полцарства за возможность шагнуть под струи воды! — воскликнула она.
— Эти самые полцарства в безопасности: здесь по три месяца не бывает дождя.
Кристин не стала пояснять, что имела в виду душ: о таком благе цивилизации Джек, по всей видимости, и не слыхал. В принципе она могла бы, как и вечером, искупаться в речке, но раздеваться в двух шагах от непредсказуемого в своем поведении разбойника было опасно.
— Полагаю, пора в путь, — проворчала она.
Джек протянул ей ломоть вяленого мяса. Кристин со вздохом вспомнила пластиковые тарелочки, в которых подавали еду в ее время.
— Может, ты все же наденешь какую-нибудь юбку?
Кристин впилась зубами в вяленое мясо; ответила, с трудом прожевывая:
— Где я ее возьму?
— Ты рассчитываешь войти в доверие к жителям провинциального городка, оставаясь в штанах?
— А что плохого в моих джинсах? — Кристин готова была признать, что одежда у нее пропиталась пылью и кое-где испачкалась, но в ее распоряжении был сухой дезодорант, да и любую возможность сполоснуться она использовала, а это главное.
— Леди, с таким же успехом вы могли бы въехать в Волкано нагишом или в медвежьей шкуре.
Кристин вылезла из-под одеяла, поправляя сбившийся вверх свитер.
— Здешняя публика испытывает доверие лишь к девицам, упакованным в кофточки с рюшками и длиннющие юбки. Но я произведу революцию в моде! Женщина должна иметь возможность двигаться так же свободно, как и мужчина. — Она скатала свою походную постель и, взвалив тюк на плечо, зашагала к дереву, где стояла привязанная Шалунья.
Джек тем временем покопался в переметной суме и вытащил свою старую коричневую рубашку:
— Обвяжись ею вокруг пояса.
— Да ты что?! — возмутилась Кристин. — Не стану я носить эти грязные отрепья!
Джек поймал ее за руку.
— Станешь, — сказал он ровным неумолимым голосом, вздернул наверх ее свитер, обмотал рубашку вокруг бедер и завязал ее рукава узлом на талии; после этого опустил свитер. — Вот тебе юбка. И не вздумай снимать без моего разрешения. Первым делом заедем в лавку и купим приличную одежду.
Кристин уже поняла, что он прав, тем не менее не удержалась от протеста:
— Я сниму, когда захочу! Заруби себе на носу, Джек: ты мне не хозяин. Либо мы действуем на равных, либо все дело проваливается. Из-за твоей самоуверенности.
Джек вскочил на лошадь и двинулся в сторону города:
— Это называется «с больной головы на здоровую»… Я никого не неволю, леди. Это вы навязались мне в помощницы.
Кристин торопливо взобралась на Шалунью и поскакала за ним.
— Господи, это ж надо быть таким тупоголовым упрямцем! Ты не в силах примириться с фактом, что без меня не справишься!
— С чем я и в самом деле не могу примириться, мисс Форд, так это с вашей манерой лезть в главари и трещать, трещать, трещать… Первый раз вижу столь болтливого человека.
— А я первый раз встречаю такого психопата! — огрызнулась Кристин.
Несколько минут они ехали, не проронив ни слова. Успокоившись, Кристин заговорила:
— Я думаю, под какими именами нам действовать… Поскольку меня здесь никто не знает, мне можно оставить свое имя. А коли так, то и ты можешь превратиться в «мистера Форда».
— Вот еще! Носить фамилию твоего покойного мужа! — фыркнул Джек.
— Это моя собственная фамилия. Я еще слишком молода для вдовства.
— Тебе только кажется, что молода.
Кристин сощурила глаза, всматриваясь в далекие горы.
— Мне всего лишь двадцать четыре.
— Всего лишь?!
— Во всяком случае, я раза в полтора-два тебя моложе, — парировала она. — По сравнению со мной ты просто старик.
— Я — человек с богатым жизненным опытом за плечами, не отрицаю, — самодовольно изрек Джек.
— Ты, значит, с жизненным опытом, а я всего лишь старуха?
Джек молча глядел вперед. Наконец бросил:
— Тебе полагалось бы давным-давно быть замужем! И народить уже пяток детей.
— Пяток?!
— Ну кто поверит, что в двадцать четыре года ты еще не была замужем!
— Хорошо, пусть считается, что мне не двадцать четыре, а двадцать два. Годится?
Джек отрицательно качнул головой. Кристин скрипнула зубами:
— А двадцать?
Джек обернулся, окинул ее оценивающим взглядом:
— Попробуем убедить публику, что тебе двадцать. Хотя это будет нелегко.
— Премного благодарна, — нагнулась Кристин к шее лошади, изображая поклон. — Ладно. Важно договориться, чтобы каждый играл свою роль, не мешая другому. Надо избежать противоречий по основным вопросам, которые могут возникнуть.
— Это хорошая мысль. Итак, каким образом мистер и мисс Форд залетели в городок Волкано?
— Мы путешествуем.
— С какой целью?
— А что, без цели нельзя? Знакомимся с новыми для нас городами и людьми.
— Чушь какая! Да и уважения подобные бездельники ни у кого не вызовут… Мы здесь в поисках золота.
— Золота? — опешила Кристин. — Как это мы можем его искать?
— Как все, так и мы… А по-твоему, мы таскаемся по Неваде ради ее полезного для здоровья климата?
— Ладно, золото — так золото… «Я слышала, братцы, что вам позарез нужен начальник полицейского участка, крутой и бравый парень. Пока не знаю, как отнесется к этому мой брат Джек, но он прямо-таки создан для этой роли!»
При свете солнца Волкано возник как призрак посреди раскаленной пустыни. Большак, где лишь ветер гонял пыль, закручивая ее вихрями, незаметно перешел в центральную улицу, по которой фланировали группы оживленно болтающих горожан; по дощатым тротуарам стучали каблучки и лишь изредка топали тяжелые башмаки.
Поначалу Кристин показалась себе ребенком, впервые попавшим в цирк. Однако вскоре она почувствовала, что находится не среди зрителей, а, похоже, на арене цирка. Из окон то и дело выглядывали любопытные, но отнюдь не простодушные, как она ожидала, лица. Не увидела она здесь и ни одного пьяницы, который шатался бы в толпе, выписывая кренделя и падая на каждом шагу, как это показывают обычно в фильмах о Диком Западе. Она думала, что почувствует себя человеком будущего среди неотесанной, безграмотной публики, но ощутила, что люди здесь полны жизненной энергии и чувства собственного достоинства и что она их боится. Припадок трусости был вызван, по всей вероятности, тем, что ей предстояло в течение недели-другой напропалую врать этим людям.
