Дорис подумала, что к ужину наверняка тоже будет вино и вообще с этим типом надо держать ухо востро: как бы он ее не подпоил.
— Лучше минеральную, — сказала она.
— Так безопаснее? — с понимающей улыбкой спросил Рикардо.
Глаза их встретились, и Дорис с вызовом ответила:
— Ас какой стати я должна тебе доверять?
— Итак, будем держать круговую оборону, — иронически констатировал Рикардо. — Ты будешь чувствовать себя свободнее, если я дам тебе гарантии неприкосновенности?
Пожалел волк козу, усмехнулась про себя Дорис. Речь уже пошла о гарантиях. Держи ухо востро, девочка!
— Ты хочешь сказать, что мы наконец‑то можем побыть самими собой, то есть посторонними друг другу людьми? — невинно спросила она.
— Понимай это как угодно, — сухо отозвался Рикардо, и в голосе его проскользнула досада.
Дорис воспитывалась в лучших частных пансионах, где ее учили быть спокойной и воздержанной. И тем не менее в обществе Рикардо Феррери она либо бросалась в ярость, либо комплексовала, как девочка‑подросток. Вот и сейчас она абсолютно не знала о чем говорить.
— Расскажи что‑нибудь о себе, — сказал вдруг Рикардо, передавая ей бокал с водой.
— Всю историю жизни от рождения до сегодняшнего вечера? — насмешливо спросила Дорис. — Про бегство от первого мужа тоже рассказать?
— Твой бывший супруг мне совсем не интересен, — сухо ответил Рикардо, и глаза его зловеще блеснули. У Дорис холодок пробежал по спине. В темно‑синем костюме, в белоснежной рубашке с шелковым галстуком цвета морской волны Рикардо выглядел как процветающий коммерсант из рекламного ролика — уверенный в себе, хищно грациозный, весь преисполненный ощущения собственной силы. И весьма, весьма опасный. — Куда интересней узнать, что заставило тебя стать манекенщицей, — продолжил он.
— Случай, — беспечно пожала плечами Дорис. — Три года назад, сразу после того, как я вернулась в Австралию, мы с подругой пришли на показ мод в универсальный магазин, владелицей которого была мать другой нашей подружки. Одна из манекенщиц заболела, а у меня, как выяснилось, оказался тот же рост и размер. Не успела я опомниться, как на меня надели какой— то немыслимый наряд и вытолкнули на подиум. И я вдруг поняла, что именно для этого рождена.
— Да и гонорары, видимо, у тебя неплохие.
— Важнее, что мне эта работа нравится, — сказала Дорис. — Ну а тогда меня сразу же уговорили принять участие в показе мод, который состоялся через два дня, а там меня увидел Жискар и восторженно сообщил, что якобы я всем своим существом чувствую зрителя. Чуть позже я стала посещать частную школу манекенщиц, а остальное, как говорится, вопрос техники.
— А тебе не приходило в голову стать модельером?
— Нет. Модельер — тот же художник. Для этого нужно иметь призвание. А вот что мне нравится, так это подбор аксессуаров. Это целое искусство — подобрать обувь, пояс, шарфик к платью или костюму. — Дорис вошла во вкус и говорила без умолку. — Я уже не говорю про драгоценности, прическу, макияж. От точного выбора зависит успех всей композиции. Я часто высказываю свои предложения, и Жискар ценит мое мнение очень высоко.
— Выходит, красота — заложница аксессуаров?
— Женская красота — вещь загадочная, — ответила Дорис. — Она в сиянии кожи, в улыбке, в блеске глаз. А если внутри пустота и неуважение к себе и окружающим, как ни приукрашивайся — ничего, кроме жеманства, в ней не увидят. При некотором внимании к себе возраст, сложение, рост не играют роли и не помешают произвести нужное впечатление.
— Произвести впечатление? Для чего? Чтобы лучше продать себя на рынке жизни?
— А почему бы и нет? Разве не того же самого добивается мужчина, надевая изысканный костюм? — Она критически осмотрела костюм Рикардо. — Судя по покрою, это работа Дориана Сислея, лучшего австралийского модельера. А туфли — туфли ручной работы — то ли из Испании, то ли из Италии.
Рикардо широко улыбнулся.
— Выходит, я тоже играю?
— Несомненно.
— Кого же?
— Респектабельного финансиста и в то же время лихого парня, способного на самые экстравагантные выходки.
А что можно сказать о самом Рикардо Феррери — не бизнесмене, а человеке?
Дорис почувствовала, что они ступают на скользкую дорожку.
— В нем жесткая, граничащая с жестокостью целеустремленность странным образом сочетается с деликатностью и отзывчивостью.
— Какая проницательность! — довольно усмехнулся Рикардо. — Но не перейти ли нам к главной цели вечера — ужину? Кто‑то из нас умирал с голоду.
В упоминании о цели вечера было что‑то двусмысленное, но Дорис действительно слишком хотела есть, поэтому не стала спорить.
На первое был подан суп с божественным ароматом лука и томатов — не блюдо, а амброзия; далее шли отборнейшие креветки в соевом соусе с гарниром из риса и овощей, а затем уже главное блюдо — фазан в винном соусе. Порции были соблазнительно маленькие, и Дорис съела все без остатка. Еще было вино — прозрачное и терпкое белое, а на десерт — фруктовое желе со взбитыми сливками.
— Это был не ужин, а верх совершенства! — воскликнула Дорис, откидываясь на спинку кресла. Она была сыта, как никогда в жизни.
— Спасибо, я старался, — скромно ответил Рикардо.
— Видимо, для себя ты так не готовишь? Кстати, наверное, ты вообще не ужинаешь дома — всегда в какой‑нибудь компании.
— Дома я действительно ем весьма редко, — лениво отозвался Рикардо. — По негласному обычаю раз в неделю я ужинаю у мамы, потом частенько бываю у Сильвии с Габриэлем. Об официальных ужинах и дружеских вечеринках я вообще не говорю.
— Между прочим, мне очень понравилась жена твоего брата — Сильвия, — призналась Дорис.
— Редкой красоты женщина, — восторженно подтвердил Рикардо. — Искренняя, заботливая, с чудесным характером.
Глаза Дорис ревниво блеснули. Рикардо подметил это и улыбнулся.
— Не выпить ли нам кофе?
— Не возражаю. Только сперва уберем со стола посуду и вымоем ее. Если, конечно, — Дорис искоса взглянула на него, — если, конечно, ты не против появления женщины на твоей кухне. Кстати, как тебя угораздило избрать специальность повара? — спросила Дорис уже на кухне, где они вдвоем мыли посуду.
— Мой дед переселился из Италии сразу же после второй мировой войны. В Палермо он владел тремя ресторанами, по этой части он пошел и здесь. Мой отец, а потом и мы с братом по мере сил помогали: были официантами, мойщиками посуды, уборщиками, работали все свободное время и когда учились в школе, и в университете. Я получил диплом магистра экономики, а вскоре после этого папа скончался. А дед умер за пять лет до этого. Потом несколько лет мне приходилось днем сидеть в офисе, а вечерами работать в ресторане. Причем в качестве управляющего. Теперь это заведение лишь маленькая часть нашей империи, и мы его держим исключительно ради мамы — для нее это память об отце.
