— О, это уже ключ к отгадке. К какой именно, подумай сама, а пока…
Поцелуй длился с минуту, а когда Дорис смогла наконец вобрать в легкие воздуха, все, что она могла сказать, было: «Зачем?» Этот порывистый и почти исступленный поцелуй потряс все ее существо, взбудоражил все чувства. Ей хотелось сейчас, чтобы он продолжался и дальше… Впервые со времени ухаживаний Бена ей безумно захотелось мужского тепла, захотелось принадлежать… Кому? Этому типу? «Да, именно ему, — ответил внутренний голос, — И никому другому!» — Пусти меня! — взмолилась она, и в глазах ее сверкнули слезы. — Пусти! Ну пожалуйста! Мне надоело играть в эту игру.
— А почему ты решила, что это игра? По щеке Дорис скатилась слеза:
— Это нечестно — пользоваться своей силой.
— А чем я должен пользоваться — своей слабостью? Но это женская привилегия.
— Вернемся в зал, а?
— Ты уверена, что хочешь этого? — нахмурился Рикардо.
— Мы уже давно отсутствуем. Пойдут разговоры, подумают, что мы здесь невесть чем занимаемся.
— Ты выглядишь такой недоступной. Одного взгляда на тебя хватит, чтобы они устыдились своих предположений, — с усмешкой заметил он, галантно подавая руку.
Остаток вечера они свободно переходили от одной группы гостей к другой, вели непринужденную светскую беседу, смеялись и никому в голову не могло прийти, что Дорис пребывает в полном смятении чувств.
Интересно, подумала она мрачно, все эти люди выглядят такими цветущими и благополучными. Неужели все это лишь видимость? Все эти улыбки, преувеличенно горячий интерес к собеседнику? Быть может, кого‑то ждет утром финансовый крах, кого‑то бросает муж или любовница, а они из кожи лезут вон, чтобы поддержать реноме счастливчика и оптимиста.
Когда они возвращались обратно, Рикардо включил стереосистему, так что можно было немного помолчать. Но когда они вышли из машины, он поймал ее в объятия и поцеловал.
Потерплю. Скорее отстанет, подумала Дорис, но когда поцелуй стал слишком уж затяжным, она спохватилась и попыталась вырваться. Когда это не получилось, обеими руками она толкнула Рикардо в грудь.
— Ну пожалуйста! — еле слышно прошипела она.
— Ты приглашаешь меня к себе?
— Нет… Ни в коем случае… — Устало сказала она, прижав ладони к вискам.
— Хорошо! Только не забудь: завтра вечером у нас ужин, — ответил он, садясь за руль.
Дорис вздрогнула: опять какой‑то званый вечер?
— А если у меня другие планы?
— Придется отменить, — безжалостно ответил он.
— А если я не хочу отменять? — все еще пыталась она сопротивляться.
— Все равно отмени. Я приеду в семь.
— Ты когда‑нибудь заранее ставишь своих партнерш в известность о своих планах?
Лицо Рикардо расплылось в ухмылке.
— Они во всем угождали мне — и имели на то основание.
Намек был совершенно прозрачный, и Дорис не знала, куда спрятать взгляд.
— Конечно, — мстительно сказала она. — Ты богат, гоняешь на дорогом автомобиле, шикарно одеваешься, да к тому же красив как падший ангел. Но поверь: ты можешь быть лысым, уродливым, неряшливо одетым и старым, и эти же самые женщины будут снова и снова тебе угождать… Вернее, твоему тугому кошельку.
Рикардо задумчиво почесал затылок.
— Если это комплимент, то он в равной степени относится и к тебе, — точнее, к твоему кошельку и кошельку твоего отца.
Дорис промолчала. Она снова оказалась в нокауте.
— Что‑то мы сегодня чересчур много шумим, — с деланным смехом произнесла она.
— Наоборот, мы сегодня деловые, как никогда. Мы уже выяснили, что не гоняемся за чужими кошельками, остается лишь выяснить — а чего же мы, собственно, хотим… Спокойной ночи, дорогая. Я посижу в машине и уеду, как только у тебя в окне загорится свет.
— Спокойной ночи! — злобно пробормотала Дорис, зажигая свет в квартире и без сил падая на диван. Интересно, если она согласится лечь с ним в постель, каков он… Нет! Об этом лучше не думать. Черт бы тебя побрал, синьор Феррери! — проведя кончиком языка по опухшим губам, подумала она. Чтоб тебе провалиться!
— Опаздываешь, — язвительно сказала Дорис, открывая Рикардо дверь.
Тот небрежно бросил взгляд на циферблат золотых наручных часов «Ролекс».
— Всего‑то на семь минут. Надеюсь, это не криминал?
Дорис сама оделась всего лишь две минуты назад, но Рикардо об этом, разумеется, не сказала.
— Я умираю от голода, — капризно объявила она, и это было чистейшей правдой. — И вообще я злая, как черт.
— Что, тяжелый день был?
— Пересказать его по минутам? — с иронией поинтересовалась она.
— Если не затруднит.
Вспомнив все передряги этого бестолкового, хаотического дня, Дорис состроила гримасу.
— Во‑первых, утром я проколола шину и вынуждена была собственноручно менять колесо. В результате я опоздала к Жискару и сбила его график, это во‑вторых. И дальше все шло так же вкривь и вкось. Одежда оказалась не того размера, Жискар пришел в ярость, разорался, Моника огрызнулась, и дошло чуть ли не до рукопашной. — Дорис тяжко вздохнула. — Я уже не успевала на ленч, а по дороге в школу манекенщиц обнаружила, что шина на колесе, которое я поставила утром, сдулась, а значит, до центра надо добираться на такси. Опоздать в школу манекенщиц — просто немыслимо, но еще более немыслимо поймать в промежутке между пятью и шестью вечера свободное такси. Погоди, куда ты меня везешь на сей раз?
— К себе в гости.
— А ужин?
— Ты забыла, что перед тобой дипломированный шеф‑повар?
Дорис подавила вздох. Она предпочла бы ресторан, но боялась, что он сочтет ее трусихой.
— Так ты сегодня весь день провел на кухне? — поинтересовалась она, наблюдая, как машина Рикардо въезжает в свободный ряд на автостоянке возле впечатляющего высотного здания. — А я думала, ты как нормальный трудоголик, не вылазишь из офиса и колдуешь с курсами акций.
— У меня три офиса, и один из них оборудован прямо на дому. При сегодняшних средствах коммуникации дела можно решать не выходя из дома. Постучал по клавишам и стал богаче на миллион. — Он помог ей выйти из машины и захлопнул дверцу. — Рестораном у меня заведуют настоящие знатоки своего дела, и я приглядываю за ним, лишь когда есть время и настроение. Что касается дня, проведенного на кухне, то приготовить ужин на две персоны — для профессионала труд невеликий.
Квартира Рикардо располагалась на верхнем этаже сорокаэтажного небоскреба и поражала своим великолепием. Отделка комнат была выдержана в бежевых, кремовых, коричневых и голубых тонах, мягкая мебель — в шоколадно‑коричневых чехлах, а стены украшены яркими и, судя по всему, очень ценными панно. — Чувствуй себя как дома, — небрежно бросил ей Рикардо, сразу направляясь к бару. — Смешать тебе коктейль?
