Флоран хотела напомнить ему о том, что в подобных случаях жену можно и поменять. Но Альберт снова схватил ее за руку.
— Пойдем, Фло! — Он жалобно скривился. — Ты думаешь, мне с ними так весело? Фло, не будь букой, пойдем!
Флоран стало его жалко. В самом деле, почему она решила, что дядя безнадежен. Она верила в Бога и знала, что его промысел неисповедим — судьба любого из смертных, даже последнего грешника, по незримому соизволению может чудесным образом перемениться. Тем более что этот вечер в судьбе гостей ее дома может оказаться одним из последних. Завтра она станет законной хозяйкой поместья, и им придется поискать себе другое место для застолий. Пьяного разгула она в своем доме не допустит.
— Хорошо, — смягчилась Флоран. — Я переоденусь и приду.
— Ты моя любимая! — Он попытался ее обнять, но Флоран снова увернулась. — Я так и знал, что ты войдешь в мое положение. Как-никак, мы с тобой представители славного рода Рейдов, а не какие-нибудь Пиколи или шотландские скупердяи Макдуганы! Верно?
— Верно! — улыбнулась Флоран. — Возвращайтесь, я скоро приду! — Ей было приятно, что дядя не забывает о своих корнях. Пока человек помнит, откуда он вышел, он всегда сможет подняться.
— И, пожалуйста, обрати внимание на Джона! — добавил Альберт. — Мой своячок любопытный малый! — Он хитро прищурился. — И, по-моему, совсем не дурак!
— Ладно, обращу! — успокоила его Флоран.
Спотыкаясь на каждом шагу, он ушел. Флоран закрыла дверь, подошла к зеркалу. Невзирая на усталость и тяжесть утраты, она выглядела неплохо: чистая сливочная кожа, густые каштановые волосы, яркие сочные губы. Даже излишняя худоба, с которой Флоран по настоянию родителей периодически боролась, нисколько ее не портила.
Флоран пока не знала, какой путь выбрать. Шестилетнее пребывание в колледже Святого Креста наложило на ее облик свой отпечаток — в этом смысле отцовский замысел воплотился в полной мере. Присущая ей энергетика, страстность, затаилась, ушла вглубь и проявлялась только в экстремальных ситуациях. Таких, как сейчас.
Раскрыв дверцу шкафа, Флоран вынула золотистое длинное платье. В сочетании с туфлями на каблуках оно делало ее статной и величественной. И очень похожей на мать.
Взглянув еще раз в зеркало, Флоран отошла к противоположной стене, где висело деревянное распятие. Прижалась лицом к босым ступням Христа, прошептала молитву и пошла к двери. Успела краем глаза заметить, что пальцы деревянного Христа вырезаны с поразительным умением. Длинные и худые, они торчали из ступни плотным рядом, и только крайний, самый маленький, смотрел куда-то вбок. Почти так же, как у нее.
Идя по коридору, Флоран вспоминала о деревянном пальце и улыбалась. Христос даже в деревянном обличии был похож на человека — даже со ступнями, пробитыми гвоздями.
В гостиной царило веселье. Худощавый молодой человек с птичьим лицом, стоя у стены, что-то рассказывал гостям.
Мэри, дядя Альберт и раскрасневшийся Макдуган, глядя на него, покатывались со смеху. Правда, дядя, сидевший чуть в сторонке, одновременно успевал прикладываться к высокому бокалу и даже что-то жевать.
На вошедшую Флоран он первым обратил внимание.
— Ах какая красавица! — громко сказал он и пристально посмотрел на Флоран.
Мэри и Макдуган повернулись в ее сторону.
— О, Флоран! Наконец-то! — протянула Мэри с улыбкой.
Она отодвинула стул — ни Макдуган, ни дядя даже не попытались встать — и, ровно ступая, направилась к ней.
— А мы видим, машина подъехала, но никто не появляется! Брезгуешь нами, грешниками? — Мэри наклонилась и поцеловала ее в щеку.
Флоран уловила запах изысканных, судя по всему очень дорогих, духов. Спиртным не пахло — видимо, Мэри не пила. Зато дядя, воспользовавшись приходом Флоран, успел допить вино из бокала и снова наполнить его почти до краев.
— Кстати, позволь представить тебе моего брата! — Мэри кивнула, подзывая молодого человека. — Джон, это Флоран, наша затворница!
Флоран резануло слово «затворница». Сдерживая себя, она промолчала. Джон наклонил голову и прикоснулся к ее руке холодными губами.
— Джон!
— Флоран!
Он улыбнулся и тут же заговорил бодрой скороговоркой.
— Позвольте принести соболезнования. Это непостижимо… Это так ужасно… — Договорив заранее заготовленный текст, он снова улыбнулся. В его улыбке было что-то неприятное, хищное. — А Флоран — мужское имя! — заметил Джон, глядя ей в лицо прищуренными светло серыми глазами. — Вам никто этого не говорил?
— Почему же? — шевельнула плечами Флоран. — Я знаю! Но отцу нравилось мое имя!
— Ну да, конечно! — Джон закивал птичьей головой, клюя пустоту перед собой изогнутым носом. — Насколько я знаю, вы очень любили отца?
— Я любила и отца и мать одинаково. Так же, как все дети.
Джон, взяв ее под руку, довел до стола, сел рядом.
— Далеко не все дети любят своих родителей так сильно, как вы! — произнес Джон, ловко подхватывая бутылку с вином. — Выпьете?
— Спасибо! — Флоран отодвинула бокал подальше. — Я не понимаю, как можно не любить своих родителей?
Джон налил себе вина, поднял бокал. Мэри с улыбкой следила за ними издали. Макдуган, сидя рядом, что-то рассказывал Мэри, стараясь, чтобы Флоран ничего не слышала. Альберт усиленно клевал носом. Голова болталась из стороны в сторону, он вдруг просыпался и снова тянулся к стакану. Очевидно, с помощью вина он пытался разогнать сон.
— Родителей можно не любить в том случае, если их не знаешь! — осклабился Джон. Он взял бокал двумя пальцами, поднес ко рту, сделал глоток.
— Это как? — не поняла Флоран. — Разве такое возможно?
— Очень даже возможно! — сказала через стол Мэри — оказывается, она все слышала. — Мы с Джоном, например, не знали отца — он погиб на войне!
— На войне, — прыснул от смеха Джон.
Мэри холодно посмотрела на него.
Джон тут же взял себя в руки. Поставив бокал на стол, сказал без улыбки:
— Мэри, ты помнишь, какой шок произвело на нас известие о его смерти?
Она строго посмотрела на брата.
— В отличие от тебя, Джон, я очень хорошо помню. Даже то, о чем мне давно следует забыть.
С лица Джона мгновенно слетела ухмылка. Он наклонился над тарелкой, стал усиленно резать на части остывший бифштекс.
— Интересно, на какой войне погиб ваш отец? — вдруг пришел в себя Альберт. — Что за война? Для вьетнамской он чересчур молод! Для иракской — слишком стар! Где ж это вашего мужественного предка нашла старуха с косой?
— Где-где? — с презрительной ухмылкой, повернулась к нему Мэри. — В отличие от тебя, Альберт, отец не упивался до смерти, он искал смерть в честном бою.
