— Егор!
Затыкает мой рот поцелуем, стискивая в объятиях, в которых я задыхаюсь.
— Вот же прелюбодеи! — доносится до нас старушечий голос. — Да чтоб тебе жена твои колокольчики оторвала!
— А что жена по этому поводу думает? — выдыхает в губы Егор аромат химозного банана, клубники и ванили.
— Жена думает, что съедобная смазка — полная ерунда, — сглатываю я и заглядываю в темные глаза, — и любовница с ней согласна, но…
— Но?
— Но так как у нее ни стыда, ни совести, то она шепчет о том, что можно вместо смазки полить кое-кого вареньем и сливками…
— Можно еще медом…
— Ты же у нас мишка, ты и поливай лисичку медом.
— Да ты посмотри на них! — продолжает ругаться старушечий голос в стороне.
— Михаловна, пошли. Не твой это кобель! Твой давно в могиле лежит!
— Самыми бесстыжими любовницами, — Егор кладет руку мне на шею, — могут быть только жены. Главное — не позволить жене сбежать с чумоданом. Это самое сложное.
Глава 28. Как давно я тебя не трогала
— Может… позвоним мальчикам…
Егор целует меня в шею.
Нет, не целует. Он будто пытается сожрать меня губами.
В ресторане я отлучилась в туалет, сняла трусики и когда вернулась за стол, то кинула их Егору на пустую тарелку.
Конечно, стыдно.
Конечно, разврат развратный.
Но наградить же я его должна была.
— Егор…
— Заткнись.
Въедается в рот, и у меня мысли о сыновьях уходят во тьму под яростным напором.
От него идет жар, который плавит мою кожу.
Он скидывает пиджак, и мои пальцы с трудом расстегивают пуговицы его рубашки. Клацает пряжка ремня, и я ныряю рукой в брюки.
Отстраняется, когда я сжимаю его член и на его лице растягивается хищный оскал, с которым он меня вновь целует.
Давно я не держала своего мужа за его достоинство, не скользила по нему рукой, не тискала за упругие яички.
Затем моя рука опускается по его напряженному животу к грудным мышцам.
— Я так давно тебя не трогала, — запрокидываю голову под его губами на шее.
— А я тебя.
Он швыряет меня кровать, которая пружинит подо мной. Скидывает туфли, стягивает брюки и накидывается на меня.
Берет грубо, глубоко, с рыком и ругательствами, под которые я без зазрения совести кричу и царапаю его плечи спину.
Мы в отеле и можем не бояться громкого животного секса, в котором нет страха и стыда.
Егор рывком переворачивает меня на спину, грубо тянет за волосы и берет меня сзади, влажно шепнув на ухо, что я шлюха. Я ему тоже что-то отвечаю и ухожу под сильные толчки, теряя все мысли.
Через несколько минут мы лежим на смятых простынях и тяжело дышим. Я не чувствую ног, между которыми затихают спазмы, и закрываю глаза.
— Вот теперь можно позвонить, — поглаживает по бедру, садится и тянется к брюкам. — Нет…
Егор оглядывается, и шепчу:
— Мы же сказали, что не будем тыркать.
Егор неуклюже возвращается ко мне и закидывает на меня руку:
— Как скажешь… не спи…
— Я не сплю, — сонно причмокиваю я.
— Десять минут и мы все повторим…
— Только это будет моя очередь…
— Да?
— Да, — разворачиваюсь к нему. — Моя очередь. Буд трогать тебя, гладить… а то для кого ты такой красивый?
— Буду покрасивше Бурака? — лениво вскидывает бровь.
— Не знаю, — тихо смеюсь. — Я его без штанов не видела…
— За это я тебя накажу… в свою очередь, конечно… — касается щеки. — Когда всячески потрогаешь меня.
— Кстати…
Вглядываюсь в его глаза, пересчитываю ресницы и запускаю пальцы в его бороду:
— Я подумываю в архиве брать перерывы к часам четырем…
— Так…
— На чай, — шепчу я. — У меня даже есть табличка технический перерыв. Что она без дела лежит?
— Действительно, — Егор хмыкает. — Табличка есть, а перерыва нет. Непорядок.
— Непорядок, да… теперь вот наводим порядок, — слабо улыбаюсь. — И мне этот порядок тяжело дается…
— Зато результат, — Егор медленно моргает, — охуенный.
— И это тебе не в архиве ковыряться…
— Определенно. Наш порядок будет предполагать внезапный хаос, — его ладонь скользит по моим бедрам и талии. — Слышишь, Инга? Даже в глубокой старости на ходунках и с костылями.
Смеюсь, а затем серьезно отвечаю:
— Хочу до этого дожить.
— А у тебя выбора нет.
— Как и у тебя.
— Будешь с клюкой убегать в кружевных трусах, я догонять и в тебя кончать.
Я распахиваю глаза под волной стыда и хочу сползти под кровать, но вместо этого сглатываю и хрипло шепчу:
— Нравятся тебе все эти пошлости…
— Нравятся, — выдыхает в губы. — И нравится кончать в тебя. Лежишь сейчас вся такая мной нафаршированная…
— Хватит! — накрываю лицо ладонями под смех Егора, который стискивает меня в объятиях и прижимает к себе. — Ужас… За кого я замуж вышла…
— Обратно уже не сбежишь, — понижает голос до шепота. — Ты уже готова меня трогать?
— И я хочу, чтобы ты молчал, — убираю руки с лица и всматриваюсь в расширенные зрачки. — Когда я главная, ты молчишь.
— Ты хочешь, чтобы я побыл бревном с торчащим сучком?
— Именно, — медленно выдыхаю.
— Да будто я сейчас против полежать бревнышком…
— Заткнись, — цежу я сквозь зубы и затыкаю его поцелуем, а затем переворачиваю на спину. — Надоел. Может, мне кляп для тебя купить?
Егор вскидывает бровь и медленно моргает, но ничего не говорит, впечатленный моей угрозой.
Я сажусь прямо на его член. Придавливаю его лоном к его лобку, и он подо мной вздрагивает и наливается кровью.
— Спорим, что злая лисичка доведет веселого мишутку до оргазма без одной фрикции, — с вызовом прищуриваюсь.
— О, святые ежики… — выдыхает Егор и хрипло продолжает. — Не верю…
Глава 29. Суровые лягушата
— Тише, — приваливаюсь к Егору и прижимаю палец к его губам. — Мы должны быть мушками.
А затем прыскаю от смеха и пьяно смеюсь в его грудь. Его ведет назад, к стене, и он сносит рукой с комода чашку для ключей.
Грохот, мы замираем, вслушиваемся в тишину в темноте и смеемся, а после затыкаем друг другу рты ладонями.
— Тихо…
— Тихо…
Зажмуриваемся, когда раздается щелчок и вспыхивает свет.
— Явились, — слышим недовольный голос Саши.
Стоят наши сыновья в пижамах у лестницы, скрестив руки на груди.
— И пьяные, походу, — Паша щурится.
— Мы? И пьяные? — бубнит мне в ладонь Егор. — Только если от любви… — смотрит на меня и опять бубнит, — правда, дорогая?
— Определенно, — хрюкаю от смеха в его ладонь.
— Отвратительно, — подытоживает Паша.
— Это еще что такое? — Егор решительно отстраняется от меня и делает воинствующий шаг к сыновьям. — Нам уже давно за восемнадцать… Мы даже вас, — грозит пальцем и немного пошатывается, — успели родить. Родили, а теперь вот такое терпим. Я возмущен.
Я приваливаюсь к его спине и обнимаю:
— Не ругайся. Когда вот вырастут, то поймут. Все-все поймут… — вздыхаю. — Ты такой теплый… И я тебе так люблю…
Егор резко разворачивается ко мне, сгребает в охапку и целует, ловко поддавшись вперед корпусом.
— Да фу!
— Да блин!
— Ну не при нас же!
— Я целую свою любимую жену, — Егор смотрит на Сашу и Пашу. — Вот так, да. У вас тоже будут жены, если что!
— Вот такого счастья мне точно не надо, — Саша закатывает глаза и поднимает по ступеням.
— Ага, не надо, — Паша зло следует за ним. — Нафиг жен.
— Эй! — охаю я. — Вы мне такие угрозы тут не кидайте! Жены будут и точка! а то вы такими темпами решите остаться жить с нами до старости!
— Они уже нас выгоняют из дома, — Саша возмущенно смотрит на Пашу. — Прикол, да?
— Обхохочешься, — фыркает Паша. — Завтра невест приведут.
— Еще рановато до невест, — Егор цокает.
— И жениться будете по любви, — прижимаюсь к нему. — Не по нашей указке. Нет-нет-нет. И в ваш выбор не будем лезть.
