— это неправильно, и нормально, что он спускал бы напряжение с другой.
— Никогда и никого.
— Но как же так?.. — приподнимаюсь и снова встречаюсь с ним взглядом.
— А как иначе?
Ответ настолько прост, что не сразу укладывается в понимание мужской природы. То есть вообще не укладывается. Получается, Рэв… девственник? Скольжу взглядом по упругим губами, по сильной шее к вздымающейся под плотной таканью халата груди… И никто и никогда не касался вот этого тела? Никто и никогда не видел его так близко? Подтягиваюсь и прижимаюсь губами к его губам. Нафиг разговоры. Рэв замирает, но только на секунду. Тут же руки смыкаются крепче, вдавливая меня в него, а губы яростно сминают мои. Где-то в горле зарождается вибрация, и я не пытаюсь ее сдерживать — отпускаю стон. Протягиваю руки, не обращая внимания на оголившее спину одеяло, обнимаю крепкую шею, буквально повисаю на ней, потому что если бы не это, то сползла бы с Рэва. Чувствую на голой коже плеч горячую ласку, и наверняка завтра останутся синяки, но мысли вышибает, стоит только ощутить вкус моего принца. Выгибаюсь навстречу, отвечая на поцелуй, пуская его так глубоко, как только он захочет. И как я раньше жила без этого?
— Как я раньше жил без этого? — повторяет Рэв хрипло, с трудом отрываясь и прижимаясь своим лбом к моему.
Слизываю вкус с губ, пытаясь отдышаться перед новым раундом. В этот раз не сдерживается он — наклоняется, опрокидывая меня на кровать, и снова приникает в поцелуе, сплетая языки, наши дыхания, пальцы над моей головой. Прижимается бедрами, и с наших губ срывается синхронный стон. Хочу ощущать его еще ближе, еще плотнее, без раздражающей одежды, но не могу продраться сквозь сладкий туман и сообразить освободить руки, чтобы исследовать его тело. Могу только извиваться, стонать и дышать одним на двоих воздухом.
Освобождает губы, приникает к шее, прикусывает тонкую кожу — и по телу разряд, отозвавшийся короткой судорогой между ног. Хочу сжать бедра, но вместо этого сжимаю вклинившуюся в промежность ногу Рэва, и он не сдерживает стона, прижимается еще плотнее, надавливает, ведет бедром вверх и вниз, заставляя меня елозить по нему промокшими насквозь трусиками, сводя меня этими движениями с ума. Я уже не контролирую себя, открыто мастурбирую о его бедро, не могу остановиться, выгибаюсь, трусь, не сдерживаю стонов, стискиваю его пальцы своими до тех пор, пока темнота под зажмуренными веками не багровеет, пока тело не начинают пронизывать расходящиеся от пылающей промежности искры. Рэв стискивает мое дрожащее тело, и я в последний, почему-то особенно сладкий раз скольжу вверх по подставленному бедру.
— Вика, — хрипло и потрясенно стонет мое имя.
По спине мурашки, а тело снова живет своей жизнью, выгибается, стремясь прижаться к нему грудью. Будто без моего участия освобождает пальцы из захвата и скользит за ворот халата, добираясь, наконец, до гладкой кожи. Стаскиваю плотную ткань, освобождая больше желанного тела, и Рэв ведет плечами, скидывая мешающую тряпку, оставаясь совершенно обнаженным.
— Смотрю, ты не рассчитывал на отказ, — говорю между судорожными вдохами, совершенно не испытывая стыда за пережитый незапланированный оргазм.
— Когда шел к тебе ночью? Не до того было, — усмехается в ответ и ведет рукой по плечу, сдвигая бретель бюстика. Даже не освобождая сосок, он не сводит глаз с открывшегося запретного до этого участка немного менее смуглой кожи.
Я же не могу разорвать зрительный контакт с его, хм, «напряжением». Туго перевитый венами, он упирается розовой головкой прямо в пупок Рэва и откровенно ужасает и восхищает своим размером. Кажется, что мне не хватит пальцев, чтобы обхватить его. Хочу проверить, но вдруг мной овладевает непривычная робость, и я не могу пересилить себя и дотронуться до него. Он притягивает, волнует и возбуждает одним своим видом, но кажется настолько запретным, что невозможно решиться, чтобы просто протянуть руку и ощутить его в ладони.
Рэв тем временем оголяет одну грудь, и я вовремя перевожу взгляд, чтобы поймать жадность в его глазах и увидеть, как судорожно дергается его кадык.
— Кажется, я тут надолго, — бормочет, освобождая из плена тонкой ткани вторую грудь.
Протягивает руку и обхватывает ладонью. От мысли, что никогда прежде он не держал в руках ничего подобного, выгибаюсь, подставляясь под его прикосновения. Заводит руки за мою спину и не с первого раза, но расстегивает застежку. Если бы хоть на секунду допустила, что мой жених девственник в двадцать девять лет, надела бы лифчик с застежкой спереди. Веду плечами теперь уже я, оказываясь полностью обнаженной выше талии. Рэв наклоняется и коротко лижет вставший навстречу сосок, провоцируя судорожный вдох. Зарываюсь пальцами в короткие волосы, сдерживаясь, чтобы не прижать его лицо плотнее, потому что хочется сильнее, больше, острее. И он будто чувствует, прикусывает зубами, щекоча вершинку кончиком языка, и я стискиваю волосы, но слишком короткие прядки выскальзывают, тогда спускаюсь ладонями ниже, впиваюсь ногтями в плечи, выгибаюсь, жалея, что его бедро больше не между моих ног.
Второй сосок стискивают пальцы, мягко перекатывают, и каждое движение эхом отзывается ниже, предельно концентрируясь между ног. Кажется, одно прикосновение снова раскрасит темноту под веками, но руки Рэва заняты, а я снова робею, хотя умею доставить себе удовольствие. Хочется попросить большего, чтобы сделал что-то с пылающей чувствительностью ниже, но Рэв не торопится, наслаждаясь, изучая и едва заметно потираясь членом о мою коленку. Эгоист. Плюю на робость и опускаю руку ниже, ныряю под резинку промокших насквозь трусиков и со стоном провожу пальцами между жаждущих прикосновения хотя бы моей руки складок.
Рэв прерывает свои ласки, и я распахиваю глаза, чтобы насладиться потрясением и новым уровнем жадного поглощения на его лице. Снова чувствую робость, но закусываю губу и раздвигаю бедра чуть шире. К черту робость! Рэв торопливо садится, цепляет двумя пальцами тонкую резинку трусов и медленно стягивает, прикипев взглядом к блестящим влагой гладким складкам. Снова сглатывает, а затем наклоняет и прижимается губами чуть ниже пупка. И это ярче, чем все, что я переживала до этого. Он так близко… дыхание почти достигает самого чувствительного. Рэв втягивает кожу на лобке, совсем рядом с клитором, и я не знаю, дразнит он меня или себя. Поцелуями спускается еще ниже и, наконец, скользит языком сверху вниз по бугорку. Зажмуриваюсь до боли, цепляюсь за простыни, раскрываюсь еще сильнее, и Рэв приникает губами, целует жарко, скользя языком, доводя меня до совершенного безумия, когда остается только метаться по подушке и стонать, не пытаясь сдерживаться, даже мысли такой
