что отношения между нами перешли недопустимую границу.
Заставляю себя смотреть прямо на него, и мне неожиданно становится больно — я вижу, как неуловимо меняется и становится холоднее выражение его лица. Всё происходит буквально на глазах — он моментально отстраняется и замыкается в себе.
— Вот как?
— Да, — киваю, пытаясь сохранить уверенность в голосе. — Вы мой работодатель. Я няня вашего сына. Мы не должны больше… Нам не стоит обсуждать личные темы, не касающиеся ребёнка.
— Я вас понял, — он резко встаёт.
— Подождите, у меня есть вопрос, который имеет отношение к Косте.
Мужчина смотрит на меня с каменным лицом.
— Что случилось с матерью мальчика? — спрашиваю его.
— Вас это не касается, — он высокомерно изгибает бровь.
— Вы в курсе, что ребёнку снятся кошмары? — спрашиваю его.
— Это происходит со всеми детьми время от времени, — отвечает равнодушно.
— Но не все дети лежат при этом молча, — возражаю упрямо. — Большинство идёт к родителям.
— Чего вы от меня хотите? — в голосе появляется злость. — Вам явно удаётся справляться без моей помощи, например, вытаскивать моего сына на улицу среди ночи! Это что, была какая-то инновационная терапия?
Вздрагиваю от его слов. Значит, он нас всё-таки видел.
— Костя был очень напуган. Это не просто страшный сон, — продолжаю пытаться достучаться до него. — Он ни разу не сказал мне ничего о маме, это ненормально в его возрасте! Вы же понимаете, что…
— Я объяснил ему её отсутствие, — перебивает меня мужчина. — Это не должно вас волновать. Всё остальное — моё личное дело! — язвительно выделяет последние слова и выходит из комнаты.
Выдыхаю и откидываюсь на постель. Кажется, я всё сделала плохо. Почему-то хочется плакать. Утыкаюсь носом в подушку и позволяю пролиться нескольким слезинкам, но быстро беру себя в руки и стараюсь успокоиться.
В конце концов, не я первая нарушила равновесие. Это сделал Кудинов — когда заподозрил меня в «попытке соблазнения». А если бы я не остановила его сейчас, кто знает, до чего мы могли бы дойти. И плевать, что мне самой хочется дойти до конца. Такие романы ничем хорошим не заканчиваются. Я в итоге останусь без работы и с разбитым сердцем. Нет уж, спасибо!
Вот только логичным моё поведение явно выглядит только для меня. Потому что ближайшие несколько дней мне открыто демонстрируют обиду и оскорблённое достоинство: разговаривают подчёркнуто свысока, да ещё и всячески пытаются показать, что моё место здесь — во втором десятке. Детский сад какой-то…
Положение осложняется тем, что первое время я не могу нормально ходить. Наступают и проходят выходные, но в понедельник мне тоже велят не нагружать ногу — рано. Костю в школу везёт отец, а потом ещё и работает из дома — не иначе, чтобы трепать мои и без того расшатанные нервы. С тоски и от безделья я все эти дни пропадаю на кухне, готовя завтраки, обеды и ужины и компенсируя таким образом свою временную нетрудоспособность.
Слава всем богам, к середине недели нога восстанавливается, и всё более-менее входит в рабочую колею. А затем шеф сообщает мне, что в конце месяца я пойду с Костей на новогоднюю ёлку.
— После утренника Костя поедет к Никите и проведёт у него новогодние праздники. Вы можете быть свободны на это время, — объясняет сухо.
— Поняла, Демьян Аркадьевич, — киваю. — Когда я должна вернуться?
— Третьего января. Я выйду на работу четвёртого.
— Хорошо, — поколебавшись, спрашиваю: — Тогда я могу не заезжать сюда после ёлки, а сразу ехать домой?
Мужчина равнодушно пожимает плечами.
— Как вам будет угодно.
— Я хотела бы ещё попросить у вас выходной, — начинаю несмело.
Мне неловко, потому что я и так долго не могла нормально исполнять свои обязанности, но нужно съездить в магазин. Купить подарок маме, и себе что-нибудь, а то на ту же ёлку мне даже надеть нечего. Понимаю, я няня, но и выглядеть симпатично под новый год тоже хочется.
— Можно даже не целый, половину дня, — уточняю, опустив глаза.
— Зачем?
Поднимаю взгляд и неуверенно смотрю на шефа.
— Мне нужно… — собираюсь объяснить детали, но потом решаю не вдаваться в подробности, — …по личным делам.
У него на скулах начинают ходить желваки.
— Ладно, послезавтра, — отвечает мне холодно. — Вторая половина дня ваша. Я сам заберу Костю из школы.
— Спасибо, — отвечаю тихо.
Вот только в нужный день наши планы резко меняются. Отвезя Костю на учёбу и прибираясь в комнате, бросаю взгляд на клетку с хомяком, который как-то чересчур тихо себя ведёт. Обычно в это время он шебуршит так, что во всей квартире слышно. Приглядываюсь и замираю.
— Ой, чё-ёрт! — тяну расстроенно.
— Ольга, вы ещё здесь? — в детскую заглядывает шеф. — Что случилось?
— Демьян Аркадьевич, — зову его почему-то шёпотом, не отрывая взгляда от клетки, — тут это… Мистер Крыс, похоже, того… ну, как там говорят, на радугу ушёл.
— На какую радугу? — непонимающе спрашивает мужчина и проходит внутрь, становясь рядом со мной.
— Сдох! — говорю в полный голос.
Мы смотрим друг на друга.
— Ну что ж, — он пожимает плечами. — Они ведь недолго живут?
— Да уж… основная задача хомяка — показать детям, что такое смерть, — говорю мрачно, вспомнив старый анекдот.
— Что?
— Да так, ничего, — разворачиваюсь и иду в комнату за сумкой. — Я пошла.
— Куда?
— У меня выходной, вы мне сами дали вторую половину дня сегодня.
— А кто Косте скажет про хомяка?
— Как кто? — не обращая внимания на Кудинова, который заходит в спальню следом за мной, забираю мобильный, зарядку, кладу это всё к себе. — Вы и скажете!
— Я?!
— А в чём, собственно, проблема? — поворачиваюсь к нему.
— Костя так носился с грызуном всё это время! Как я ему скажу?
— Словами через рот, — пожимаю плечами.
— Нет-нет, так не пойдёт! — мужчина пятится назад.
— Здрасьте, приехали, вы отец или кто? — пытаюсь протиснуться мимо него в коридор.
— Оля, вы куда?! Не бросайте меня! — он перегораживает мне дорогу.
Ну в самом деле, что за ерунда! Такие вещи с ребёнком должны проговаривать родители, а не няня! Вот только Кудинов явно об этом не думает.
— Не могу я…
— Можете и скажете! — припечатываю, глядя на него.
— Оля, ну пожалуйста! Давайте я вам завтра лучше целый выходной дам! У меня очень плохо получается объяснять такое… — мужчина умоляюще смотрит на меня.
— Вы же как-то объяснили Косте, куда делась его мать? — использую запрещённый приём, и он вздрагивает.
— Хреново я объяснил! Я… я соврал! — выпаливает отчаянно.
— Оч-чень интересно, — склоняю голову набок. — И что именно вы соврали?
— Я вам потом расскажу, честное
