себя Алина. Ей нравилось в любимом все: манера курить, мягкий хрипловатый голос, складка губ… Ей нравилось чувствовать его сильную руку на своем животе. Алине казалось жутко несправедливым то, что они встретились так поздно. С ним было интересно разговаривать, спорить и даже просто молчать. Хотя молчание мужа в последние месяцы ее невероятно раздражало.
Больше всего Алине хотелось остаться на ночь: сначала смотреть фильм, потом долго обсуждать сюжет и пить красное сухое вино, потом жадно и долго любить друг друга и проснуться вместе, когда солнце будет уже в зените. И чтобы никуда не спешить, ни перед кем не оправдываться. Но реальность была другой. Надо вставать и идти в ванную. Тщательно мыть голову, смывать с себя его сладко-горький табачный запах и полтора часа ехать домой, в очередной раз придумывая, как объяснить свое отсутствие до позднего вечера.
– Ты опять ничего ему не скажешь? – Максим первым прервал молчание.
– Наверное, нет… – Алина обреченно вздохнула и снова заговорила: – Но мне думается, что он и так все знает. Просто не решается начать разговор, потому что тогда возможен только один конец.
– А тебе кажется, что есть вероятность другого конца? – бесцветным тоном спросил Максим.
– Не знаю… Все как-то очень больно и трудно. Я не понимаю, что делать с детьми.
Максим сделал глубокий вдох. Было видно, что он старался сдержать раздражение.
– Алин, мы это много раз обсуждали. Пока ты не решишься уйти, ничего не поменяется. Твой сын привыкнет к новой жизни. А дочь побунтует и тоже рано или поздно примет эту ситуацию. Она ведет себя как самый обычный подросток. А муж… Хочешь, я сам с ним поговорю?
– Не надо. Это унизит его. Он не заслужил.
– Ты слишком много думаешь за других людей. У человека всего одна жизнь, Алин. Каждый должен быть счастливым, если может. И ты, и я, и он. Кстати, я уверен, что он тоже вполне успешно устроит свою жизнь.
Алина молчала. Она, безусловно, желала Эдуарду счастья, но ей было неприятно думать о новой счастливой жизни мужа, которого они с Максимом почему-то никогда не называли по имени. И главное – она не была уверена, что ее собственная жизнь не разрушится и ей удастся прожить с Максимом долго и счастливо. Гарантий не было. Зато были полное непонимание со стороны Марины, неизвестность, как поведет себя Сережа. И еще страх перед разговором с мужем.
– Почему ты молчишь? Он тебе дорог?
Алина ответила не сразу:
– Не то чтобы дорог… Мне сложно объяснить… Он ведь отец моих детей, понимаешь? Его ведь нельзя просто вычеркнуть из жизни…
Максим ничего не ответил. За окном спускались золотисто-бордовые сумерки. Плотные темно-зеленые листья тополя беззвучно терлись о балконные стекла. Город остывал от летнего зноя. На площадке перед домом слышались звонкие голоса детей, глухой стук мяча и резкий скрип каруселей.
– Максим, – Алина подняла голову и вопросительно посмотрела на Орловского, – а ты помнишь, сколько мне лет?
– Конечно. А почему ты спрашиваешь?
– Я ведь, скорее всего, уже не смогу родить…
– В смысле – не сможешь? Сейчас и в пятьдесят рожают. Или ты чувствуешь, что нездорова? И с чего ты взяла, что я хочу еще одного ребенка? У меня уже есть почти взрослый сын. И мне, кстати, с ним намного интереснее сейчас, чем десять лет назад.
– Нет, со мной все в порядке. Но я тут недавно подумала: вдруг мы захотим общего ребенка?
– Ну, когда захотим, тогда и будем это обсуждать. Я ведь много раз тебе говорил, что нужно жить настоящим, – пожал плечами Максим.
– Но ведь риски с каждым годом все больше…
– Так сейчас не пятнадцатый век все-таки. Есть скрининги, УЗИ, куча исследований.
– Ну да… А если ребенок будет нездоровым?
– А зачем нездоровому ребенку жить и мучиться? Алин, я тебя очень прошу, давай прекратим бесконечные размышления на тему того, что будет и что могло бы быть. Мы не знаем будущего. Но мы сами можем его создавать. И пока мы топчемся на месте, не время обсуждать такие глобальные вопросы. Решение за тобой. Я уже говорил, что готов принять тебя с сыном в любую минуту.
– Макс, – Алина запнулась и неуверенно продолжила, – а почему ты развелся?
– Слушай, ну почему люди разводятся? Редко бывает, что причина одна и она какая-то конкретная. Наверное, я понял, что буксую, что не развиваюсь и трачу себя на мелкие конфликты и бесконечное выяснение отношений. Я давно понял, что если люди ничего не меняют, а только швыряются друг в друга претензиями и обвинениями, то гораздо честнее и правильнее все это закончить. И чем раньше, тем лучше.
– А почему ты не пытался что-то поменять?
Максим отвернулся и потянулся за пачкой сигарет, лежащей на тумбочке.
– Ну конечно, я пытался. И она, наверное, пыталась, но, значит, у кого-то не было достаточно мотивации. Сейчас об этом бесполезно говорить. Прошлое, как говорится, в прошлом.
Алина вернулась домой около одиннадцати вечера. Она сразу стала заниматься Сережкой: искупала его, одела в легкую пижаму, прилегла с ним в детской и читала сказку, пока ребенок не уснул. Потом она выключила ночник, села у раскрытого окна и попыталась прислушаться к своим чувствам. Больше всего ей хотелось, чтобы кто-то все решил за нее. Если бы только можно было просто закрыть глаза и открыть их через полгода, когда все уже как-нибудь наладится…
Кроме Сережи в квартире никто не спал. В комнате Марины все еще горел свет. Несколько раз хлопала дверь ванной. Алина с горечью подумала, что Эдуард специально не ложится, чтобы ее дождаться. Мысль о решающем разговоре с мужем до сих пор пугала Алину. Она множество раз представляла себе возможные диалоги, но все равно идеального результата не получалось. Наверное, потому что она сама не понимала, каким именно должен быть этот результат. Одним взмахом перечеркнуть устоявшуюся и налаженную жизнь было сложно, а шагнуть очертя голову в абсолютно неопределенное, хотя и манящее будущее – страшно.
Около двух часов ночи Алина на цыпочках прошла в спальню и осторожно, стараясь не разбудить мужа, легла в кровать. Она уже почти заснула, когда неожиданно включился ночник. Эдуард не спал.
– Алина, – сказал он неестественно ровным голосом, – этому пора положить конец. Я так больше не могу.
Алина села на кровати и закрыла лицо руками. Слов не находилось. И она просто утвердительно закивала.
– У тебя кто-то есть? – еще более неестественным голосом спросил Эдуард.
Алина вновь кивнула, не отрывая рук от лица. Эдуард громко и сдавленно сглотнул и вышел из спальни. Через несколько минут она услышала глухой хлопок закрывающейся двери.
Алина, не двигаясь, сидела на кровати. В комнате стало светлеть. Совсем скоро полупрозрачная утренняя дымка растаяла, и в окно врезался первый луч солнца. Алина
