Глава одиннадцатая
– Сережкин, а ты знаешь, какой сегодня день? – спросил Эдуард, закапывая в теплый песок довольно улыбающегося сына.
– Хороший! Даже очень хороший, потому что можно купаться! – ответил Сережа, обнажая щербину от выпавшего молочного зуба.
– Это да. Сегодня очень теплая погода для первого дня осени. Но я другое имел в виду. Сегодня же первое сентября. И для тебя со следующего года этот день надолго перестанет быть обычным. Начнется школа.
– Ну и чего? – поднял брови Сережа. – Маринка всю жизнь в школу ходит. И я пойду. Там спать не надо, как в детском саду. Быстрее бы уже пойти, что ли…
Отец усмехнулся. Он думал о том, что в жизни все повторяется. Много дет назад он тоже верил, что самая страшная вещь на свете – это детсадовский тихий час. Потом так же говорила Марина, которая теперь искренне завидует Сережке, которому не надо готовиться к бесконечным тестам и пугающим ОГЭ и ЕГЭ. Но только на собственном опыте сын поймет, что с каждым годом дел и обязанностей у него будет все больше, а свободного времени все меньше.
– Ладно, лежебока, пойдем, еще искупаемся в речке и будем собираться. Думаю, что на этом мы и закроем сезон. На следующих выходных уже дожди обещают.
Эдуард с детьми и бывшей женой недавно вернулся из отпуска в Испании. Марина большую часть отдыха проводила с книжкой на пляже, а Сережка, наоборот, почти не вылезал из воды. После того как отец научил его плавать, мальчик был готов сидеть в море до посиневших губ и мурашек. Поэтому, пользуясь хорошей погодой и небольшим перерывом в работе, Эдуард решил немного продлить сыну лето и возил его на речку все последние дни стремительно тающего августа.
Приятель Володя, которого Эдуард несколько месяцев назад вытаскивал из кювета, показал очень хорошее и немноголюдное место, где любили купаться местные жители. Пляжи были совсем маленькими и отделенными друг от друга кустарниками нависающего над водой ивняка. Речка в этом месте оказалась неглубокой, но очень чистой, с быстрым журчащим течением. За ней начинались колхозные поля, а за ними – сосновый пролесок.
– Сережкин, смотри! – закричал отец. Над несжатой полоской пшеничных колосьев зависла большая хищная птица, потом она кинулась вниз, схватила какого-то небольшого зверька, начала набирать высоту, но выронила добычу из лап и, поймав новую струю ветра, улетела в другую сторону. Эдуард с восхищением смотрел на картину дикой охоты, но, переведя взгляд на сына, увидел, что личико ребенка скривилось от ужаса. Через секунду мальчик разрыдался и потащил отца в поле.
– Пойдем, пойдем быстрее! Надо спасти хомячка. Он же ранен!
– Да ты чего! Это мышка, наверное, или хорек. И он убежал уже давно! – растерялся от бурной реакции сына Эдуард.
– Нет, пошли быстрее, ему больно! Давай его к ветеринару отвезем! – заревел ребенок и опрометью бросился на поле. Эдуард глубоко вздохнул, послушно надел шлепанцы и последовал за сыном.
Конечно, никакого хорька они не нашли, и отцу пришлось сделать вид, что он заметил убегающего в норку пушистого зверька с малюсенькой ранкой на спинке. Сережа, казалось, успокоился, но через несколько секунд он снова вскрикнул: в пятку вонзилась крупная заноза. Отец отнес ребенка к пролеску, посадил его на сваленное бревно и аккуратно вытащил деревянную иголку. Мальчик перестал хныкать, неуверенно оперся на ногу и посмотрел в сторону леса.
Вдруг его глаза округлились, он испуганно вцепился отцу в руку и прошептал:
– Папочка, это тот самый забор, смотри! Там нас с дедушкой закрыли!
* * *
Получить аудиенцию у главврача районного ПНД оказалось непросто. Эдуарду пришлось выдумать родственника с деменцией, онкологией и тяжелой легочной недостаточностью, которого ему нужно было срочно поместить в лечебницу на время длительной командировки. И только после того, как два больничных психиатра не рискнули взять на себя ответственность с размещением тяжелого пациента, Эдуарду назначили прием у Петра Петровича Симонова.
– Я, конечно, понимаю нелепость своего вопроса, – Эдуард вздохнул и неуверенно посмотрел на доктора, – но я просто не могу не спросить вас. Понимаете, около года назад у меня пропал отец. Это произошло при очень странных обстоятельствах. В тот день он взял моего сына Сережу на прогулку. Сереже было чуть больше пяти лет, поэтому точно он, конечно, ничего рассказать не может. Но он уверяет, что они гуляли у реки, а потом дед хотел ему показать какое-то Горелое озеро, в котором он купался в детстве. Они долго плутали, но все-таки смогли его найти. Озеро оказалось на территории вашей больницы. По словам Сережи, они с моим отцом прошли через калитку в заборе, а потом их как будто кто-то закрыл. Затем они встретили какого-то мужчину, возможно, охранника, пили с ним чай, а дальше мальчик ничего не помнит. Вероятно, его оглушили или усыпили, потому что мы нашли сына только на следующий день почти в ста километрах отсюда спящим на остановке, а отца так больше никто и не видел. Так что у меня вся надежда только на вашу помощь. Вдруг вы что-то знаете об этой истории и могли бы помочь мне разыскать отца.
Эдуард вытащил из кармана фотографию и протянул ее невысокому пышнобородому доктору.
Врач только задумчиво покачал головой и участливо ответил:
– Если бы я что-то знал, то ваш отец, безусловно, был бы давно найден. У нас ведь социально значимый объект, здесь строгий пропускной режим. Вы же сами видите, как непросто у нас оформить пропуск. Поэтому конечно же никто сюда попасть самостоятельно не мог, более того, сюда никого не могли привести насильно. Мы тут лечим тех, у кого проблемы, а не калечим, – грустно усмехнулся врач. – Я скажу как человек с докторской степенью: детским воспоминаниям до семи лет вообще нельзя верить. Тем более по прошествии такого долгого времени. Вы ведь, наверное, слышали такой термин, как «ложные воспоминания», так вот, они бывают и у взрослых людей. А у детей реальные события очень часто накладываются на фантазии, особенно под влиянием стрессовой ситуации.
– Доктор, я, безусловно, не разбираюсь в медицине, – неуверенно начал Эдуард, – но, знаете, у Сережи достаточно цепкая память. Он, насколько мог, подробно рассказал нам о том, что произошло, еще в первый день после случившегося. И его воспоминания с тех пор почти не менялись. Хотя,
