— А какое отношение к этому имеет она? — пожала плечами Этель.
— Я полагал, что вы — до известной степени родственники, и Фредди — твоя прямая наследница. Я ошибался? — Ральф, кажется, начинал терять терпение. Но тут же взял себя в руки и спросил очень серьезно: — Ты знаешь, сколько стоит «Гнездо чайки»?
Этель пожала плечами.
— Два года тому назад, после смерти матери, Артур произвел оценку — поместье оценивалось примерно в один миллион фунтов.
Этель чуть не поперхнулась напитком. «Гнездо чайки» было большим домом, прекрасно расположенным, но она никогда бы не подумала, что оно может стоить так дорого.
Ральф заметил ее реакцию:
— Это меняет положение?
Этель вздохнула.
— Я тебя не понимаю. Зачем ты мне все это рассказываешь? Неужели ты хочешь, чтобы я приняла наследство, тогда как оно может целиком принадлежать тебе?
— Если унаследуешь не ты, это будет кто-то другой, но не я.
— Как это? — Такого варианта Этель просто не в состоянии была представить. Но тут она вспомнила, что прочла только один параграф приложения к завещанию. — А кто же?
— Прекрасная Эмили, — ответил Ральф угрюмо.
Последняя любовь Артура, вспомнила Этель. Она видела ее фото в газетной статье о похоронах. Красивая девушка, но, пожалуй, немного вульгарна.
— А разве тебе не все равно, кто из нас будет наследницей?
— Конечно нет, — вопрос показался Ральфу глупым, — во-первых, это мой дом и я не желаю делить его с какой-то безмозглой потаскушкой, которую брат подцепил где-то на дискотеке. Во-вторых, наша семья владеет этим домом несколько столетий и я хотел бы, чтобы так было и в дальнейшем.
Этель внимательно посмотрела на него. Совершенно очевидно, что ее он не считал членом своей семьи, но вот Фредерику, вероятно, все же причислял к ней.
— Послушай, говорю тебе прямо, — продолжал Ральф, — если унаследуешь ты, то выкупить твою часть я не смогу. Не смогу набрать нужную сумму. Хорошо, если мне удастся собрать тысяч триста, но не более. Ты, наверное, тоже не сможешь выкупить мою часть.
— В данную минуту я едва наберу три тысячи, — рассмеялась Этель.
Ральф воспринял это как поддержку:
— Завещанием предусмотрено, что по отдельности мы не можем продать наши доли кому-нибудь без согласия друг друга. А я никогда не соглашусь продать «Гнездо чайки». Теперь понимаешь, в каком мы положении?
— Если я унаследую поместье, — резюмировала Этель, — я смогу продать его только тебе, а поскольку ты не сможешь собрать нужную сумму, значит, чтобы выиграть что-то, мне нужно постоянно жить в доме, чего я никогда не сделаю.
— Да, ты ничего не выиграешь, — согласился Ральф, — но Фредерика выиграет. Когда-нибудь она унаследует «Гнездо чайки».
— Половину, — уточнила Этель.
— Нет, весь дом. В случае если ты примешь наследство, я собираюсь оставить ей и мою долю.
Глаза Этель округлились. Ральф, наверное, шутил. Неужели он мог оставить половину дома, который стоит миллион фунтов, девочке, которую почти совсем не знал?
— Но… а если у тебя будут собственные дети… Ты же не сможешь…
— У меня не будет детей, — твердо заявил Ральф.
— Ну как ты можешь быть уверен в этом?
— Я не женюсь. Во всяком случае, это будет не скоро. А внебрачные дети меня не устраивают. Занимаясь любовью, я тщательно предохраняюсь.
Его откровенность заставила Этель покраснеть.
— Я сказал, что… — начал он сначала.
— Я слышала, — прервала его Этель. Почему он говорит все так прямо? А как бы он воспринял ее прямоту, если бы она напомнила, как он вел себя с ней когда-то, и сообщила, что дело закончилось «определенными последствиями», как выражаются юристы.
— Итак, сама видишь, что если при этом ты ничего не выигрываешь, то твоя дочь выиграет определенно.
Да, это Этель прекрасно понимала. Но поверить, что он действительно сделает это для Фредди, не могла.
— Неужели эта Эмили так ужасна? — спросила она, просто чтобы не молчать.
— Абсолютно невыносима, — с отвращением произнес Ральф. — Значит, ты сделаешь это?
— Но как я могу? — взмолилась Этель. — Ведь у меня работа в Лондоне. Я потеряю связи. А потом придется начинать все с самого начала. А ведь это единственный источник моих доходов.
— Но ведь ты пишешь музыку для рекламы, а этим ты вполне можешь заниматься и в Корнуолле. Хоть это и далеко от Лондона, но у нас есть два телефона, рояль, пианино, телетайп и хороший магнитофон. Ты можешь записывать музыку на пленку и посылать ее в редакцию.
— Но мне нужно встречаться с сотрудниками рекламных агентств.
— Ну и что же! Разве трудно поехать на поезде или даже полететь самолетом?
— Могу себе представить, сколько это будет стоить, — невесело улыбнулась Этель.
— Деньги я дам, проблемы не будет, — заверил Ральф.
Этель задумалась. Предположим, у проблемы с ее работой есть решение, а как быть с дочерью?
— Но Фредди должна посещать школу. Не может же она бросить учебу.
— Здесь тоже есть школы, — тяжело вздохнул Ральф, — а до экзаменов еще далеко, не так ли?
— Да, но… Детям трудно менять школу в середине учебного года и возвращаться обратно через шесть месяцев. Ей придется расстаться с друзьями и заводить новых…
— Мне кажется, Фредди легко сходится со сверстниками, — заметил Ральф, — к тому же она не особенно довольна теперешней школой.
— Откуда ты знаешь? — Изумлению Этель не было границ, поскольку это действительно было именно так.
Что касается школы, то Этель и сама не очень довольна ею.
Этель не знала, что и думать. Фредерика не особенно скрытная девочка… Но чтобы так откровенничать с практически незнакомым человеком! Да и когда только успели…
— Ну и куда же мне пристроить дочь? В колледж для благородных девиц? — спросила она воинственно. — И какой банк придется ограбить, чтобы оплатить учебу?
— Самое простое — спросить обо всем у самой Фредди, — неизменно спокойным голосом предложил Ральф.
— Спросить у Фредди? — переспросила Этель.
— Именно. Ведь речь идет о ее будущем.
Проблема, которую Этель должна решить, очень сложна. Если она откажется от завещанного, она тем самым лишит дочь значительного наследства. А если она со всем согласится, это будет означать для нее необходимость жить с этим человеком в доме, который вызывал у нее такие болезненные воспоминания. Это невыносимо.
— Мне нужно все это хорошо обдумать. — Этель пыталась выиграть время.
— Это справедливо, — согласился Ральф. — Сколько ты пробудешь в Труро?
— Сегодня я должна уехать.
