Оказывается, некоторые события не просто меняют тебя, они делают тебя взрослей, умней и дают понимание, что помимо собственных желаний есть и другие ценности
Звук телефона разорвал тишину в квартире, заставляя меня только что заснувшую, открыть глаза.
– Слушаю, – произнесла в трубку даже не посмотрев на номер звонившего.
– Глеб в реанимации, – голос брата одной фразой сбил остатки моего сна, и я резко села на кровати еще не до конца осознавая всей глубины сказанного.
– Что?
– Ты оглохла с утра? – Матвей явно был зол и расстроен, и не скрывал этого.
– Какая больница? Скинь адрес, – я подскочила с кровати и, прижимая телефон к уху, бегала по квартире, пыталась собраться как можно быстрей.
– Прижми пятую точку и не дергайся. Тебя все равно не пустят к нему.
– Но…
– Я сейчас приеду. Сиди дома, сказал. Объяснишь мне, что между вами произошло вчера, почему он посреди ночи, бухой, оказался на улице, – резкие слова, которые было непривычно слышать от брата.
Через двадцать минут Матвей уже был на моем пороге. Он молча прошел на кухню и открыв настежь окно закурил.
– Плесни кофе и рассказывай, – бросил мне, затягиваясь сигаретой, смотря во двор.
– Глупая ситуация…
– Глупая бл*ть! – моментально резко взорвался Матвей. – Ян, ты хоть башкой думай немного, прежде чем слова из твоего рта вылетают. Глеб в реанимации с черепно-мозговой и переломами, а ты говоришь глупая ситуация! – я вздрогнула, едва не расплескав горячий кофе на свои ноги. Сглотнула вставший в горле ком и, не поднимая взгляда, начала рассказывать.
– Между нами конфликт произошел из-за Соколова, – тихо пробормотала, все еще боясь посмотреть на брата, ибо впервые видела его таким злым.
– Подробней.
– Мы с Танькой пошли в бар отдохнуть. Там был Соколов с компанией, он напился и полез ко мне целоваться. Кто-то этот момент сфотографировал и отправил Глебу. Когда я пришла домой, мы поругались. Он не хотел ничего слышать, уже сделал свои выводы. Оделся и ушел. Я даже не знала куда, на звонки и сообщения не отвечал, я его всю ночь прождала.
– Что у тебя с Антоном?
– Ничего. Ничего нет! Я оттолкнула его и ушла. Это все бред какой-то. – Я подошла ближе к брату и вцепилась холодными пальцами в его руку, заглядывая в глаза. – Матвей, что случилось с Глебом?
– Машина сбила. Сбила и уехала. Тут недалеко у гаражей, он из бара шел домой, – отчаянье подступило горьким комом к горлу и меня повело в сторону. Матвей тут же подхватил меня за локоть, и я вцепилась руками в подоконник, стараясь дышать.
– Когда к нему можно будет?
– Когда его переведут из реанимации.
– Родителям сообщили?
– Да. Они уже пытаются взять билеты и вылететь. У них там, на Севере с этим какие-то проблемы сейчас.
Я стояла, вцепившись до побелевших пальцев в подоконник, и слезы градом полились из моих глаз. Матвей выругался, и затушив сигарету в недопитым кофе потянулся ко мне, сгребая меня в охапку. Прижал к себе, поглаживая по спине, словно маленького ребенка и меня порвало, слезы хлынули с еще большей силой, а рыдания сотрясали тело.
– Я виновата. Это я виновата, – бормотала, уткнувшись в грудь Матвея. – Я только вчера поняла, что я люблю его. Только вчера.
В четверг Глеб пришел в себя и я отпросившись с работы, бросилась в больницу. Светло-зеленные стены больничного коридора давили, я сидела на скамейке, на которую указала медсестра, попросившая меня, немного подождать и дрожала от нервного напряжения, боясь что Глеб меня прогонит. Дверь палаты открылась и из нее вышла медсестра и родители Глеба, одного взгляда на них было достаточно, чтобы понять, что это не чужие люди, а действительно родители. Глеб был очень сильно похож на них. Я поднялась, нервно сжимая ремешок сумки и пакет с фруктами, чувствуя себя совершенно чужой в этот момент.
– Сейчас ему поставят капельницу, и вы сможете пройти, – обратилась ко мне медсестра.– Но на сегодня это последние посещение. Больше никого не пущу.
– Хорошо, – сглотнула, переминаясь с ноги на ногу, в то время как две пары глаз уставились на меня.
– Яна? – произнес мужчина, склонив немного голову набок, как часто делал Глеб.
– Да, – я смотрела на них с долей страха, боясь осуждения и обвинений в их горе. Но они шагнули ко мне и женщина похолодевшими ладонями сжала мои руки.
– Мы родители Глеба. Я Вера Петровна, а это Александр Степанович. Мы очень рады с тобой познакомиться. Жаль, что при таких обстоятельствах, – произнесла она и на ее глазах появились слезы.
– Глеб рассказывал о тебе, – произнес Александр Степанович. – Мы хотели прилететь за пару дней до свадьбы, но все вышло вот так.
– Ладно, успеем еще пообщаться, – и она обняла меня, словно мы были давно знакомы. – Иди к нему.
Они направились к выходу, а я застыла у двери, робко сжав ручку…
Глеб был бледен, он лежал, прикрыв глаза.
– Привет! – я почти прошептала, но мне казалось, что это было излишне громко. Глеб открыл глаза, и я снова нервно переступила с ноги, на ногу боясь сделать шаг. – Как ты? – глупый вопрос, но другого я придумать не смогла, а звенящая тишина давила на нервы.
– Привет! Терпимо.
– Я тут принесла фруктов. Может, что-то другое хочешь? Я приготовлю.
– Не стоит
– Ты все еще сердишься, я правда….
– Ян. Я не сержусь, – он оборвал меня на полуслове, и в палате на долгие секунды повисла тишина.
– Тогда что? – но вопрос остался без ответа, Глеб молчал, смотря перед собой. Я подошла ближе и опустилась на стул у кровати. – Я знаю, что это я во всем виновата. Если бы не этот бар и пьяный Соколов, все было бы по-другому. Прости меня.
– Прекрати, Ян! Тут нет твоей вины. Иди домой. Нечего смотреть на меня немощного.
– Я завтра приду, принесу твою любимую отбивную. Хорошо? – но он не ответил. Я
