— Боже, Потапов, не тормози! — закатив глаза, эта страшная женщина уложила свою ношу на диван и принялась стягивать с дрыгающего ногами малыша одежду. — Памперс им этот менять пора! И подмыть не помешает. И переодеть. И… Покормить, скорее всего. И…
Тут она, наконец-то, соизволила на меня посмотреть. И видимо что-то такое было на моём лице, что Лёля, задумчиво почесав бровь, полезла за своим телефон. Тихо пробормотав себе под нос, пока набирала номер и ждала ответа:
— По ходу пока ты отвиснешь, дети вырасти, окончить школу и жениться успеют, угу… Ильин? Сидишь? Нет? Сядь. Ага, и успокойся. И не нервничай. Да ну чего-то рычишь-то, а? Нормально всё. Зачем звоню? Ну… У нас тут с Потаповым двойня, получилась, прикинь? Как чего двойня? Детей, идиот! А… Ильин?! Эй!
Я подавил трусливый и совершенно несвойственный мне порыв подойти к стене и хорошенько приложиться об неё головой. А Лёля лишь удивлённо уставилась на погасший экран телефона. И растерянно протянула, переведя на меня озадаченный взгляд:
— Слушай, а он трубку бросил. Впервые. С чего бы это, а?
— Действительно, с чего?
Сарказма в моем голосе было — хоть ложкой ешь. Потому что в отличие от Зелен… Ильиной, в смысле. Так вот, в отличие от Ильиной я примерно представлял, почему её дорогой и очень ревнивый муж бросил трубку. И уже «предвкушал» его явление в наш офис. Да твою ж мать, ну всё же так хорошо начиналось, а!
Ребёнок на моих руках радостно «угукнул» и вновь принялся слюнявить несчастный ворот рубашки. Вот уж кого-кого, а его мои проблемы интересовали в самую последнюю очередь. И ведь Ильин (особенно злой Ильин!) это не детский подгузник.
Это куда, млять, серьёзнее! Его так просто, увы, не проигнорируешь.
— Потапов, даже не думай, — Лёля подозрительно сощурилась, погрозив мне кулаком и успев поймать свою порцию детского счастья до того, как она свалилась с дивана.
Уложила барахтающегося малыша подальше от края и вновь уставилась на меня пристальным взглядом. После чего медленно так, по слогам повторила:
— Даже. Не. Думай.
— О чём это? — решил уточнить я на всякий случай, подхватив притихшего ребёнка другой рукой. Потому что думал я много и вообще ни разу не цензурно. И только наличие детских ушей удерживало меня от того, чтобы начать думать вслух.
Мелкий завозился, устраиваясь поудобнее на моём плече и заинтересованно уставился на меня большими, светлыми глазами. Так внимательно, что я даже слегка занервничал, переживая очередную волну аромата тех самых «горных», мать их, фиалок.
Да, не морозная эта свежесть и даже не «морской бриз». Одно радует, это оказалось вовсе не так страшно, как все эти дамочки, со шлейфом своих псевдо дорогих духов. Удушливый, липкий приторно-сладкий запах годился разве что в качестве химического оружия или отравы для тараканов. И вызывал только одно, непреодолимое желание — отправить его обладательницу в душ!
Пока в помещении оставалась хоть какая-то капля кислорода, блин.
— О том, куда ты спрячешь мой труп, конечно же. И не делай такое невинное лицо, не поверю, — состроив рожицу притихшему малышу, Лёля непринуждённо добавила, насмешливо на меня поглядывая. — У тебя жажда моей смерти на лице крупными такими, матерными буквами сияет.
— И ты искренне думаешь, что у меня нет причин для этого? Ты…
Тут мне пришлось прервать свою намечавшуюся гневную отповедь. Потому что меня наградили уже вторым слюнявым укусом в плечо. Видимо для симметрии. А потом этот маленький террорист на моих руках завозился, потянул ко мне свои пухлые ладошки и…
Взял в плен моё бородатое лицо. И принялся с наслаждением щипать кожу, тянуть на себя отросшую щетину и вообще, творил всякое непотребство. С довольной улыбкой и тихим, счастливым бульканьем. Твою ж…
Маму-анархию!
— Эй! А тебе обязательно это делать?
Я дёрнул подбородком, хмуро уставившись на довольно хихикающего малыша. В ответ мне двинули в челюсть и цапнули пальцами кончик носа, тут же потянув его на себя. Я пыхтел, чертыхался и честно пытался держать язык за зубами, но не смог.
Раздражённо мотнув головой, я тихо рявкнул:
— Да отпусти ты меня, а?!
К моему удивлению, это сработало. И я даже порадовался этому, первые секунд тридцать. Пока малыш молча пялился на меня круглыми глазками, хмуря тонкие светлые бровки. А потом этот киндер-сюрприз хныкнул. Раз, другой, третий.
И зашёлся в полноценном, яростном рёве, размахивая руками и пытаясь вывернуться из моей хватки. Второй подарочек, посмотрев на это представление, тут же решил его поддержать и разорался следом. Да так отчаянно и требовательно, что где-то в груди шевельнулось что-то похожее на совесть.
Шевельнулось и тут же умолкло под гнётом нарастающего раздражение. Я держался, я честно держался. Я терпел всю абсурдность этой ситуации так долго, как только мог! Но, мля…
Даже у моего почти безграничного терпения есть свой предел. Именно поэтому ворвавшегося в кабинет Ильина я встретил радостным оскалом и счастливым заявлением:
— Ты даже не представляешь, как ты вовремя Ильин… Это тебе!
Сократив разделяющее нас расстояние, я без возражений вручил орущего ребёнка опешившему приятелю. Ильин и сказать ничего не успел, только машинально прижал к груди драгоценную ношу, переводя откровенно недоумённый взгляд с меня на Зелен…
Да блин, когда же я привыкну-то?
В общем, Гор ненадолго завис, глядя то на меня, то на деловито суетившуюся над вторым малым Ольгу. А я, воспользовавшись ситуацией, быстро уселся за свой стол, принявшись с самым невозмутимым видом разбирать завал из бумаг на нём. Целенаправленно игнорируя всё, что происходит в моём кабинете.
Серьёзно. Появись сейчас тут главбух, с предложением руки, сердца, печени и прочих органов всех своих подчинённых, я бы и ухом не повёл. И плевать мне было, что серьёзные, деловые люди так себя не ведут. Что, вообще-то, проблемы надо решать, а не делать вид, что «я не я и хата не моя». Вот только…
Я нервно фыркнул, дёрнув плечом. Что-то сомневаюсь я, что эти самые серьёзные люди хоть раз получали на руки детей так, как я: внезапно, внепланово и пропустив где-то год из их жизни. И я даже не знаю, что меня злило больше: тот факт, что я ничего не про них не знал…
Или то, что у меня вообще есть дети?
— Кто-нибудь мне объяснит, что здесь происходит? — наконец, отмер Ильин, задумчиво почесав подбородок свободной рукой.
— А что здесь происходит? — я всё так же невозмутимо пожал плечами, честно пытаясь вчитаться в строчки какого-то договора.
Строчки нагло плясали и отказывались быть прочитанными. А потом и вовсе исчезли из моего поля зрения, выдернутые изящной, женской ручкой. Той самой, чья обладательница не постеснялась и влепила мне подзатыльник:
— Потапов, не льсти себе. За этими бумажками ты от них не спрячешься. И потом. Если ты не знал, то вынуждена тебя просветить: детей надо вымыть, переодеть, накормить и уложить спать. И кто всем этим будет заниматься, м?
— Ну-у-у… Ты?
— О нет, Потапов. Даже не надейся, — Лёля скрестила руки на груди, отрицательно помотав головой. — Мне своего сына с головой хватает.
— Премия.
— Нет.
— Двойная премия.
— Не-а.
— В тройном размере? — предпринял я последнюю попытку подкупить эту заразу и свалить на неё заботу о детях. Но видимо, я снова недооценил госпожу Ильину, угу.
Хитро сощурившись, Лёля чему-то усмехнулась и выдала, хлопнув в ладоши:
— Окей. Премия, шопинг, рассказ о том, как ты обзавёлся детьми и… Так и быть, я покажу тебе, что надо делать и как.
— То есть, без вариантов, да? — обречённо простонав, я бросил полный надежды взгляд на подозрительно молчаливого Игоря. В тайне надеясь, что хотя бы он будет на моей стороне.
Зря, очень зря. Этот ушлый адвокатишка предпочёл не вмешиваться, послушно приняв от супруги второго ребёнка на руки и мстительно мне улыбнувшись. Как бы непрозрачно намекая на то, что да, в этот раз ну совсем без вариантов: меня ждёт допрос и курс молодого отца. И всё это за мои же деньги.
