Чарльз Вильямсон - Девушка из универмага

— Что бы мы делали, если бы вошла женщина, и нам пришлось бы показываться? — спросила мисс Ведрин, глав­ной специальностью которой были ее профиль и длинная белая шея.

— Это была бы не женщина; только чудовище может думать в подобную погоду о платьях, — произнесла золото­волосая мисс Карроль. — Подумать только: изображать из себя модель! Я бы не смогла. Я бы просто свалилась и умерла.

— Мне кажется, я никогда не сочувствовала так жи­вотным в ноевом ковчеге, как теперь, — сказала смешливая мисс Винифред Чайльд, которую дома звали просто уменьшительным именем «Вин», — можно ясно представить себе бедных животных в ковчеге, выступающих процессией и вы­ставляющих на показ свои шкуры, полосы или пятна, по­добно нам.

— Говорите, пожалуйста, только о себе, если вы гово­рите о пятнах, — сказала мисс Девере, которая, как и остальные, никогда не обращалась к мисс Чайльд, как к ан­гличанке, со словом «милочка».

— Я имею в виду леопардов, — пояснила та, — но я боюсь, что то, что нас привело в хорошее настроение, было лишь минутным возбуждением.

— Какое еще возбуждение? — с негодованием спросили все разом.

— От того, что в комнату заглянул мужчина.

— И вы называете это возбуждением? Где вы жили до сих пор?

— Ну, хорошо, пусть будет удивление. Но разве было бы лучше, если бы вместо него вошла мадам?

Картина, вызванная в их уме этим вопросом, была столь ужасна, что они содрогнулись, позабыв о своем легком не­удовольствии против мисс Чайльд, которая была, в сущно­сти, не так уже плоха и имела только странные взгляды на вещи и смеялась тогда, когда у других не было оснований для смеха.

— Слава Богу, мадам — плохой мореплаватель, — восклик­нула мисс Девере.

— Благодаря Господу, и все остальные женщины на паро­ходе плохие мореплаватели, — добавила Вин.

— Если бы мадам чувствовала себя хорошо, она бы счи­тала, что мы должны себя чувствовать так же, — сказала мисс Карроль. — О, нам сейчас достаточно плохо, но если бы она была здорова, было бы в миллион раз хуже.

— Что может быть хуже того, что есть, — жалобно спросила мисс Тиндаль, потому что как раз в это время пароход сильно качнуло, благодаря огромной волне.

— Зачем только оставили мы наши счастливые дома? — горевала мисс Ведрин.

— Я не жалею об этом, — прошептала Вин.

— О чем?

— Что оставила свой мирный дом. Если бы у меня был таковой, я не была бы здесь.

В первый раз за все время она произнесла слово, отно­сящееся к ее прошлому. Но в эту минуту никто из них не мог думать ни о чем другом, кроме того, как пригото­виться к следующей волне.

Тем временем, в кафе, на веранде, Питер Рольс спраши­вал у своей сестры Эны, не знает ли она чего-нибудь относи­тельно пяти поразительно красивых девушек в вечерних платьях, находящихся в комнате с зеркальными стенами.

Эна Рольс не была в настроении отвечать на неуместные вопросы, в особенности, исходящие от ее брата, но здесь находились лорд Райган и его сестра, которые насторожились при упоминании о загадочном явлении. Она не могла просто любезно послать Питера к чорту и просить его не говорить ей пустяков, как сделала бы, если бы здесь не было посторонних.

— Пять поразительно красивых девушек в вечерних платьях! — повторил лорд Райган, который, подобно Питеру Рольсу, был хорошим мореплавателем.

Эне Рольс хотелось, чтобы он интересовался ею, а не пятью нелепыми особами в вечерних платьях, и потому она сразу ответила на вопрос Питера:

— Я полагаю, что это живые модели Надин. Мы все получили уведомление об их пребывании на пароходе и о ча­сах, когда они показывают новейшие моды. Вы видели уведомление, лэди Райган?

— Да, — отвечала молоденькая сестра лорда Райгана. — Оно на письменном столе в той миленькой гостиной, ко­торую вы уступили маме и мне.

Эна почувствовала себя вознагражденной за свою жерт­ву. Она и Питер заказали себе лучшие комнаты на «Мо­нархе», но когда лорд Райган с матерью и сестрой, сев на пароход в Куинстоуне, оказались в очень плохих комнатах, Эна уступила свои и Питера комнаты обоим дамам. Это был удачный повод завязать знакомство и приобрести их благо­дарность.

— Прислуга сказала мне, — заметила она, — что мадам Надин сняла на эту поездку помещение на пароходе и уставила его зеркальными шкафами и дверями, затратив на это большие средства. Я сомневаюсь, сможет ли она выручить эти деньги, если буря продолжится. Кто станет смотреть теперь на живые модели?

— Я, если они так прекрасны, как говорит ваш брат, — ответил лорд Райган, высокий, рыхлый, рыжеволосый ирлан­дец с веселыми глазами и крепкими челюстями. Это была первая титулованная особа, с которой Эна познакомилась, и она горячо молила бога, чтобы она была не последней.

Питеру вовсе не хотелось пожертвовать пятью светлыми нимфами ради удовольствия Райгана; он уже жалел, что за­говорил об их красоте, и потому сказал:

— Они скорее походили на умирающих, чем на живые модели, когда я видел их.

— Ну что же, можно пойти посмотреть, как они вы­глядят теперь, — заметил Райган. — Что вы скажете на это, мисс Рольс?

— Я не знаю, можно ли мужчинам входить туда, — про­изнесла она нерешительно.

— Какое же может быть препятствие? Разве не могу я купить платье с их фигуры для своей сестры?

— Вот прекрасная мысль! Ты пойдешь, дорогой мой? — подстрекнула младшая сестра.

— Пойду. Пойдемте, мисс Рольс, идем, Эйли. А вы Рольс, не пойдете с нами?

— Подождите до после завтрака, — сказала Эна. Она надеялась, что после еды кто-нибудь плохо себя почувствует, и они не захотят пойти.

— О, нет, — заявила лэди Эйлин О’Нейль. — После зав­трака мы, может быть, умрем, и, вероятно, так и будет, или же у Рагса переменится намерение насчет платья. Платья Надин должны быть замечательны. Ты знаешь, Рагс, все платья у нее имеют свои имена, например, «Заря», «Заход солнца», или «Весенняя любовь», или «Страсть в сумерках» и тому подобные поэтические названия.

Несмотря на уговоры Эйлин, Эна не решилась сопрово­ждать остальных; она чувствовала, что если поднимется и сделает несколько шагов, с ней может случиться нечто ужасное в присутствии титулованного молодого человека, и потому она сказала:

— Идите лучше без меня. Я не совсем хорошо себя чув­ствую, — и сделала глазами знак Питеру.

Последний постарался понять, не задавая глупых вопро­сов, подобно иным братьям, и стал торопить остальных идти в зеркальную комнату. Теперь она уже перестала быть таинственной, и все же сердце Питера Рольса сильно билось от волнения, когда лэди Эйлин О’Нейль постучалась в двери к нимфам.