беременность. Осознание, что в тебе растет маленькая жизнь – восторгала. Я с придыханием провожала взглядом беременных женщин, мечтая однажды носить под сердцем своего ребёнка. Тогда я не думала о последствиях непременно следующих после девяти месяцев. Мне просто нравилось думать, что я подарю кому-то жизнь, а, может, и не одну. Она будет расти во мне, приятно округляя живот. Маленькие ножки и ручки будут отзываться на моё нежное касание, а маленькое сердечко будет стучать в унисон с моим. С девочками смеялись, что, когда вырасту, каждый год буду ходить беременной. Я улыбалась и с удовольствием фантазировала на эту тему. Взрослея и наблюдая, как рожают подруги, переосмыслила первоначальные мечты. Теперь я мечтала о бескорыстной любви, той, что может подарить только ребёнок своей матери. Маленькие ручки крепко обнимают её шею – крохотное создание ищет защиту на её груди. Пухлые губки целуют невпопад просто потому, что ребёнок так чувствует. Нестерпимо хотелось испытать такое же чудо. Смотреть и узнавать в малыше свои черты. Но человеком я была здравомыслящим и потому не хотела рожать от первого встречного или просто для себя.
– Ребёнка? – следователь недоверчиво поднял брови, но тут же нахмурился. – Это не административное дело, а уголовное.
– Верно. Ребёнок не родившийся, – говорить было нелегко, но кто-то умный говорил, что, когда говоришь, то становится легче. Со всей ответственностью заявляю, что это ложь.
– Выкидыш? – Сергей Дмитриевич что-то пометил в блокноте и как-то маетно выдохнул, а я кивнула.
– Снова угадали, – указательным пальцем я отодвинула от себя стакан и добавила: – И в нём виновен Кирилл.
– Вы считали, что он каким-то образом подстроил выкидыш? – он дважды щелкнул ручкой и, видно было, что совсем мне не верит.
– Самым прямым, – я пожала плечами, потому что мне-то как раз всё было ясно ещё тогда.
– Хм. Но ваш адвокат не смог этого доказать, – следователь задумался и, опустив взгляд в бумаги, едва заметно поморщился.
– Не смог, – я не стала отрицать, потому что в материалах дела всё и так есть. Заодно решила озвучить свои мысли. – У отца Кирилла денег оказалось больше, чем у меня. Да и он не последний человек в городе. Знает, кому заплатить, чтобы подделали результаты фиксации побоев. А ещё знает следователей, которые не найдут доказательств вины его сына.
– Последнее, пожалуй, пропущу мимо ушей, – выразительно прокашлялся Сергей, постукивая ручкой по столу.
– Дело ваше, – я хмыкнула, приглядываясь к следователю.
– В деле фигурировало ещё два человека, – заметив мой любопытствующий взгляд, мой оппонент нахмурился и несколько стушевался. – Никитин Сергей Борисович?
– Да. Это друг Кирилла.
– Тоже причастен к выкидышу? – всё больше сомнений слышалось в голосе молодого человека.
– Да, – я отвечала коротко. Сильно развернуто даже и не ответишь.
– Он тоже мертв, – наблюдает за моей реакцией. Ничего не дождался и продолжил. – Буквально за неделю до смерти Килина его обнаружили скончавшимся от алкогольного опьянения.
Я снова представила, на этот раз Никитина, привязанным к стулу. На лице дурман с лёгким непониманием происходящего. Глаза начинают округляться от страха, когда я его хватаю за подбородок и вливаю бутылку водки. Потом ещё и ещё. Пока он не захлебывается в собственной рвоте. В отличие от меня – он знал, что его опаивают. У меня такое понимание отсутствовало.
– Ещё одна хорошая новость, – на моём лице расцвела улыбка. Думаю, на рабочем веку этого следователя я первая, кто испытывает удовольствие, получая удовольствие, узнавая о покойниках. – От него вполне ожидаемо. Он любил выпить.
– Вы тоже любите, – не удержался следователь, выразительно подняв брови, затем кашлянул и быстро произнёс: – Простите. Не моё дело.
Я безразлично махнула рукой, переводя задумчивый взгляд на бутылку. Да, я – алкоголичка. Он не первый, кто замечает мою пагубную страсть. Да я её, в принципе, и не скрываю. Из всех друзей только водка со мной и осталась. Кто-то не поверил мне и остался на стороне Кирилла, считая меня чуть ли не шизофреничкой. Кто-то просто не смог наблюдать, как я разрушаю свою жизнь – пытались помочь, но не срослось и попытки были оставлены. Хотя там и разрушать уже ничего не оставалось – жизни меня лишил Кирилл, забрав возможность когда-либо стать матерью.
– Прохоров Иннокентий Владиславович? – из размышлений меня вырвал очередной вопрос нашего импровизированного допроса.
– И он тоже? – я подняла брови и даже подалась немного вперед. – День рождения у меня не сегодня, а судьба мне делает подарки?
– Он тоже мертв, – от моей реакции он чуть дернул мышцами лица, проигнорировав мой вопрос. – Причём обстоятельства смерти весьма необычные.
– Удивите.
– Умер от удушья своим… кхм… половым органом, ещё при жизни ампутированным.
Ух. Да. Хватаю Прохорова за член и вижу животный страх в глазах-блюдцах. Медленно, под стоны боли, вожу ножом туда-сюда и, наконец, отрезаю его полностью. Липкой от крови рукой хватаю его подбородок и пихаю его вялый член прямо в горло. Настолько глубоко, что он задыхается, перед смертью поняв, какого было мне с его членом во рту.
Я бесчисленное количество раз представляла их смерть – всей душой желая, чтобы они подохли рано или поздно. В мельчайших подробностях, до самого последнего своего движения – я хотела, чтобы они прочувствовали всю мою боль, страдали точно так же. И действительность оправдала все мои мыслимые и немыслимые ожидания.
– В вашем деле учувствовали все трое, – следователь снова заглянул в бумагу в руке и через полминуты продолжил: – В исковом заявлении значится, что ранее упомянутые граждане нанесли непоправимый ущерб вашему здоровью, – он поднял глаза на меня и прищурился: – Как я понимаю – на вас было совершено нападение. Но каких-либо бумаг, подтверждающих это, я не нашёл.
– Заявление в полицию? – усмехнулась я, не отводя пристального взгляда от карих глаз.
– Именно, – кивнул он.
Я вздохнула и плеснула себе ещё водки.
– Не могли бы вы так сильно не налегать, – полунасмешливо попросил следователь. – Хотелось бы, чтобы вы оставались в трезвом уме.
– О, поверьте, одной бутылки недостаточно, чтобы я потеряла сознание, – я выразительно на него посмотрела и, перед тем как выпить, тихо добавила: – К сожалению.
В самом начале, когда моя жизнь ещё только разрушилась, я топила
