безумие происходящего, сказать что-то надо было.
Она сидела, тупо глядя в небо, и так же тупо улыбалась:
– Со мной пока все – лучше не бывает; спасибо, что спрашиваешь. Ни один Смуглолицый не прибил и не ограбил… пока. А за морем у меня сестра болеет. Послали за лекарем, из этих… из Дивов; так он только руками всплеснул: не знаю, мол, не умею, чем лечить. А ведь туда же, Див, не кто-нибудь! Но человек для него, видишь, тайна за семью печатями.
" Ох и трепло ты, Настя", – ласково ответил белесый глаз. Куры, ворошившиеся в пыли у тына, подхватили: "ко-ко-ко", " ко-ко-ко", и это было согласие. Так, наверно, на их языке тоже звучало "трепло". Гладкий бок зеленой тыквы сотрясли утробные волны хохота…
" Как хоть зовут ее, сестру-то твою?" – спросило небо.
"Мы всегда по-простому, Тоней. Но она – не Тоня… Мужа звали Антон, вот поэтому… Она сама путает, как правильно – Антониха или Антонина".
" Иди ж ты"… – толстая тыква вновь задрожала от смеха.
"Чудачка", – равнодушно сказало небо. – " И чудачка твоя сестра!"
Настя обиделась.
– Так что ж нам и обсуждать тогда, Небесный Глаз? Как я татар бью?
"А хотя бы и это".
– Я б не била, – грустно молвила девушка. – Но савраска и Петр вступились за меня; теперь, чтоб их не подвести…
" Ты корчишь из себя бой-девку".
– Это удобно, – без особой радости хохотнула Настена. – Бой-девкой ни разу не быть, но впеч"ление т"кое производить…
"И чем же ты, мое сердечко, недовольна?"
– Скажу тебе как на духу… Только тем, что боюсь. Трепещу, аки тот зайчонок в песне.
"Но, боясь, ты все ж таки преодолеваешь себя. Заставляешь бросаться в бой. И это, – черт меня подери, – великолепно!"
" Петя… постой-ка на минуточку, уж не ты ли опять – собеседник мой?! Так, значит…ай, бли-ин!"
…Вдруг осознала, что очередной раз говорит сама с собою. Не тыква, не куры и не флегматичный столетний небосвод были ее собеседниками – лишь свое не в меру чувствительное сознание…
" Обмануть тебя нетрудно", – заметил знакомый голос. – "Ты ведь и сама рада обманываться".
"Петенька, заткнулся б ты. А?"
"Да я ж при чем, милая?" – ответил он. – "Слушать надо… того… тщетильней!"
"Ах, это савра-а-аска!.. Христосе пресвятый, я уж не надеялась, что тебя увижу, конек ты мой ненаглядный!" Подошла к нему, почесала белую звездочку меж ушами. "Видишь, не так-то до Бога высоко, раз мы встретились вновь!"
Конь довольно заржал. Из небесной выси донесся радостный орлиный клекот. Настя вытерла жестким рукавом взопревшее от волнений лицо (правда, чище оно все равно не стало) и хмуро улыбнулась.
"По крайней мере, я не обманываюсь в одном".
" В чем же?"
"Вы со мной, дорогие други. Как, чер-те дери, хорошо!"
"Сейчас бы тебе еще мужика под бочок", – снова завел свою волынку призрак, – "так лучше б вообще не было".
– Ай, брось, – сказала девушка вслух. – Кому нужна такая… замкнутая в себе?
–Ты – не замкнутая! – возразил он.
"Я плохо пережила твою смерть. Очень плохо! Так что не рассказывай мне, блин…"
"Но ведь пережила же?" – возразил он из-под сводов ее черепа.
"Да, только до сих пор не оклемалась, как годится. Было б у нас с тобой дитя – пришла бы в себя быстрее. Так не дал Бог, проклятье ему навеки…"
"Не спеши проклинать. Я не я буду, если к исходу этой драки мы не найдем тебе хорошего друга. И, что еще важней, расторопного хозяина".
"Какой же ты болтун", – усмехнулась она. – "Всегда был… и есть. Так что давай, давай, трепись вовсю. А я послушаю".
"Твое право – не верить", – бесстрастно сказал Петр.
– Мы не найдем парня, подходящего для меня. Я выгляжу – в глазах у всех – чудачкой.
– Чудиком, – сказал призрак. – Не большим, чем это у обычных людей бывает. С первого взгляда и не сказать, что ты странная.
– Пусть "чудиком". Пусть с первого взгляда не ясно. Главное, ни один мужик… ну, такой… который – приличный…
И тут она осеклась – прямо как поперхнулась среди своей пышной речи: сразу, вдруг. Ибо увидела его.
Коренастый усач – в шлеме и железной рубахе с нагрудником, изображавшем божье светило – занят был тем, что рылся в подсумках у сбитого наземь кочевника. Злато-серебро, значит, ищет, как же без этого!..Наша героиня во все глаза изучала бойца. Парень был невысок, простоват на вид ("Тем лучше", – – решила Анастасия, – – "значит, я долго буду водить его за нос в этом наряде!"). Он совсем не напоминал Петруху – уж тот-то был настоящий богатырь! – – но вот глаза… В глазах его было что-то похожее. Некая особенная доброта и кротость, неявные, скрытые очевидной флегматичностью , но все же присутствовавшие. Настя почувствовала, как у нее в душе рождается приязнь к этому, едва знакомому пока, человеку.
– Привет тебе, воин, – сказала девушка. Тот выпрямился, смерил ее отчасти настороженным взглядом (" ну, это ему по долгу службы ведь полагается!"), но почти сразу, бросив копаться в карманах у мертвого южанина, повернулся к ней и, промокнув на ходу смуглый лоб рукавом, улыбнулся. Возгласил:
– И тебе, братец.
– Что, нечасто в ваших краях гости бывают?
– А ты сам как думаешь? – Усатый вытер пот со лба и впервые взглянул на "Никанора". – Ну, пойдем со мной, раз ты столь храбрый. Я из села Великопольского....
По дороге Настя спросила:
– Кто это тебе сказал, будто я – храбрый?
– Никто. Сам решил. Меня, знаешь ли, многие боятся; как-никак, княжий кмет… Чтоб вот так просто подойти и заговорить, нужно или являться очень храбрым, или..
– Или? – с нажимом переспросил " Никанор".
Гришка стушевался.
– Или, значит, тебе реально плохо. Помощи ищешь… Но о таком, братец ты мой, вслух-то не говорят! Давай и мы не будем.
"" Ну что ж. Давай не будем".
***
– У меня жизнь невесёлая. Можно даже сказать, скучная…
– Ох, ну оно понятно, – буркнула Настя. Но кмет, между тем, не унимался:
– Корову-то сам, без моей помощи, выдоить сможешь?..
– Да ты уж вообще, Григорий. Считаешь, я вчера родился?! – хохотнула она.
– Это хорошо, – больше хозяин ничего не сказал, по крайней мере, пока они не вошли во двор.
…Петух на заборе – обыкновенный, серо-белый, никакой особенною красотой не выделяющийся. Будка, в которой спал кудлатый барбос (" Да, все равно", – хмыкнул Гришка, – " я его больше из жалости держу. Воров не собака останавливает, сам понимаешь – они просто знают,что я князев кмет. И не
