Эд наклонился к ее волосам, прикрыв глаза и вдыхая смешанный запах краски и сирени, обнял ее, наслаждаясь нежностью кожи девушки. Он вспомнил свой первый день в колледже Хендриксберга, когда прошел в свой класс математики через кабинет истории, где преподавала Эдвина Мэйсон. Как хотел бы он всегда быть с ней рядом!
Только одна вещь мешала мечтам Эдисона Риверза превратиться в реальность — это было кольцо со сверкающим бриллиантом на левой руке Эдвины.
— Спасибо! — повторила девушка еще раз.
Она чмокнула его в губы. На мгновение Эдисон почувствовал, будто обжигающий огонь охватил его, и еще крепче обнял Эдди. «Она никогда не будет моей, она принадлежит Чарлзу», — пронеслось у него в голове.
С первого же дня знакомства Эдди дала понять, что предана своему жениху. Сейчас он уехал во Францию учиться в Сорбонне.
Эдисон просто стал ее другом и всегда старался помнить об этом.
— Ну, как тебе? — игриво спросил он. И, не услышав ответа, повторил: — Понравилось?
— Великолепно, — ответила Эдди. Она подумала, что надо бы скорее прочитать письмо, но почему-то никак не могла решиться. — Ты о чем?
— Я о поцелуе.
Девушка удивленно посмотрела на него. Да, это был прекрасный поцелуй! Только Чарлз целовал ее так же. Боже, как она соскучилась по своему любимому! Впрочем, суженый должен был прибыть со дня на день.
— Ах вот ты о чем…
— Значит, хорошо?
— Ага. Я почти согласна бежать с тобой в Кливленд! — ответила Эдди, краснея.
Она распечатала письмо.
— Можешь прогнать меня, если мешаю. Кстати, когда наш Великий Возлюбленный приезжает домой?
Эдди попыталась уловить смысл его слов, но не могла сосредоточиться.
— Что? А, это ты про Чарлза? Сейчас узнаем. — Эдди жадно отпила лимонад.
— Конечно, про него.
Девушка быстро пробежала по строчкам. Однако, дойдя до середины страницы, вновь подняла глаза к началу письма.
— Не может быть… Как… как он мог?! Нет! Нет! Нет! — вдруг закричала она, разрывая бумагу в клочья. — Предатель! Негодяй!
Эдди вскочила со ступенек крыльца и разбросала кусочки бумаги по ветру, потом спохватилась, начала собирать их в единое целое и перечитывать заново.
— Но это должно произойти сегодня! — воскликнула она. — Сегодня! Ты представляешь?
Эдисон ничего не мог понять.
— Что «сегодня»?
— Нет, ты можешь поверить? — Она будто не слышала вопроса. — Он приезжает сейчас!
— Что? — недоумевал Эдисон. — Не этого ли ты ждала целый год?
— Нет! — зарыдала она, с силой топнув ногой по перекладине лестницы. Доска переломилась, и Эдвина чуть не упала.
Эдисон вовремя подхватил ее.
— Пожалуйста, посиди спокойно. Сильно ушиблась? — Голос друга привел ее в чувство. — Подожди, я усажу тебя поудобнее. Итак, я понял, что Чарлз едет домой?
Эдди кивнула.
— Он должен быть в городе сегодня, — продолжал Эдисон. Снова кивок в ответ. — Тогда объясни мне, что же так разозлило тебя?
Эдди пыталась справиться с охватившей ее дрожью и с трудом заставила себя сказать:
— Чарлз приезжает и хочет жить в этом доме.
— Ну и что?
— Он хочет жить в моем доме.
Эдисон терпеливо ждал, пока она справится с подступившими слезами и продолжит.
— Он приезжает в мой дом… со своей женой!
— Со своей женой? — Эд удивленно посмотрел на Эдвину. Она собиралась что-то сказать, но он опередил: — Разве не ты будущая жена Чарлза?
— Нет.
— Ты хочешь сказать, что Чарлз Биддингтон Уитни, твой жених, обучавшийся в Сорбонне мировой экономике, возвращается в Хендриксберг сегодня и привозит с собой молодую жену? — Брови Эда поднимались все выше и выше.
— Да, да, да, — прошептала Эдди, нервно комкая письмо, вернее то, что от него осталось. С особой тщательностью она принялась разрывать его на еще более мелкие кусочки, а потом каждый — все мельче и мельче и затем подбросила в воздух, словно праздничное конфетти. — И он хочет жить в моем доме.
— Как? Ты, Чарлз и его новая жена — все вместе? — не мог понять Эд. Он почувствовал, как пересохло в горле, и вмиг опустошил стакан лимонада.
— Е-рун-да! — Эдди стучала ногой по ступенькам крыльца, отбивая каждый слог. — Он собирается выгнать меня отсюда!
Она встала и принялась ходить взад-вперед.
— Скажи ему, что ты никуда не поедешь, — спокойно предложил Эдисон.
— Это не так просто!
— Что здесь сложного? — Он невозмутимо продолжал поглощать печенье. — Если он попытается это сделать, придется обратиться в полицию в связи с покушением на частную собственность. Это остановит Чарлза!
Эдди сунула руки в карманы шорт и покачала головой.
— Почему нет? Заяви в полицию. Представляешь, как удивится его молодая жена?
— Не получится!
— А я уверен, что все получится. — Эд собирался развивать свою идею и дальше. — Только представь! Мигалки и сирены полицейских машин. Ты стоишь в дверях, взывая о помощи. Полицейский надевает на него наручники и…
— Ему принадлежит половина Дома, — прервала Эдди.
— Что? — Эд открыл рот. — Что принадлежит?
— Половина дома, — сухо повторила она, быстро сняла с пальца колечко с бриллиантом и бросила его в пакет с использованными тряпками. — Мы были помолвлены. — Эдди вздохнула. — Понимаешь, в городе практически негде было снять жилье. И тогда Чарлз, из соображений экономии…
— Ах да, ведь Чарлз — экономист! — воскликнул Эд. — Думаю, он прочитал тебе серьезную лекцию насчет прав собственности, кредитов и налогов.
— Мы думали, что лучше было бы купить старый дом, восстановить его, сделать хороший ремонт, а затем продать с выгодой для себя, — пожала плечами Эдди.
— Вы думали… или Чарлз думал?
— Ну, в общем, это была идея Чарлза, и я согласилась. Ты же знаешь, что я занималась реставрацией дома, пока он находился в Париже…
— И подыскивал себе новую жену…
В ответ Эдди разрыдалась.
— Не обижайся. — Он взял ее руки в свои.
Эдвина отстранилась. Наступила тишина. Наконец Эд спросил:
— Значит, Чарлз может по возвращении предъявить свои права на дом?
— Да, его подпись стоит в контракте справа от моей. — Эдди ходила туда-сюда, держа руки за спиной, словно полицейский на допросе. — Он и так сделал мне услугу, освободив от коммунальных платежей. Ведь, как профессор, он, конечно, зарабатывал больше меня.
— Но ты проделала здесь огромную работу! — Эд обвел взглядом свежевыкрашенные стены и прекрасные цветники.
— Чарлз будет действовать по закону и выживет меня. — Она говорила скорее с собой, чем с Эдом.