Потом – уже после того, как нашла фотографию для обложки – я продолжила искать информацию о тебе и нашла твой Живой Журнал. Это были еще одни выходные, во время которых я полностью потерялась для общества. Даже подумала открыть журнал и себе, но решила, что не стоит – я себя хорошо знаю, буду вести его нерегулярно, а это неинтересно. В общем, я подумала и решила, что напишу тебе письмо. Именно «живое» письмо. Мне хочется, чтобы ты увидел мой почерк. И еще мне хочется снова увидеть твой почерк. Почему-то я думаю, что он изменился. Да и вообще, не люблю электронные письма. Наверное, потому, что мой почтовый ящик открыт весь день, и я только и делаю, что переписываюсь с другими. Пишу письма, отвечаю, снова пишу. Другие умирают от зависти, узнав, что я могу написать тому же самому Джеральду или Адаму, но на самом деле эти электронные письма – такая чушь! Как видишь, я даже заказала специальный набор – конверты и бумагу для писем. В этом есть что-то романтичное, правда? Жаль, что люди сейчас почти не пишут писем.
Читала «Черные лилии» и думала о тебе. Точнее, о нас с тобой. Или правильнее будет «о тебе и обо мне»? Знаю, что это глупо, но «о нас с тобой» мне больше нравится… совсем замучила ностальгия. Читала – и перед глазами появлялись картинки из прошлого. Так, будто это какой-то документальный фильм. Сейчас в Треверберге зима. Точнее, пока что не зима – это ведь вторая половина ноября. Но уже выпал снег, представляешь? Я ношу пушистую шапку, купила недавно у Франчески Уинстон за дикие деньги, но уж очень она мне понравилась (не пытайся понять, я ведь женщина). Снег идет почти каждый день – наверное, зима будет холодной. Представляешь, подходишь к окну в выходной – а за окном снег! Похож на клочья ваты, и такое ощущение, будто можно собрать его и сделать большой, но невесомый комок. Я помню, ты любил снег. Помнишь, как мы гуляли в парке у реки зимой? Я тебе связала шарф, чтобы у тебя не мерзла шея. Зеленый с желтыми вставками. Теплый и пушистый. Ты говорил, что его цвета напоминают тебе о лете. А еще мы варили глинтвейн у тебя дома. Ты каждый раз умудрялся покупать подгнившие лимоны, и вкус у глинтвейна был странный, хоть и приятный.
Честно признаюсь, что до этого момента я почти не вспоминала о тебе. Уж слишком быстро крутилось колесо моей жизни. А недавно просматривала выпускной альбом университета и увидела там твое фото. Да и свое тоже. Мы там такие странные, совсем не похожи на себя. Впрочем, такое часто бывает, когда фотографируешься для таких альбомов. На тебе твой любимый черный свитер, а на мне – белая шелковая блузка. Черное и белое. Мы всегда были такими разными. В этом есть что-то ироничное, правда?
Сейчас я думаю о том, как бы повернулась наша жизнь, если бы мы тогда не расстались. Ведь мы не ссорились, не ругались. Просто тихо разошлись. Наши университетские друзья, наверное, были удивлены – мы были вместе целых три года, а потом – бац! – и все. Без видимых причин. Без видимых для них причин, конечно. Да и для меня, если уж честно, тоже. Ты ведь просто уехал, а я просто отпустила тебя. Помню, как стояла на вокзале (теперь этого перрона уже нет, куча новых веток, да и вообще – у нас сейчас мировой вокзал, просто прелесть, Европа и Европа!) и смотрела вслед твоему поезду. Думала, что ты выглянешь из окна и помашешь мне рукой на прощание, но ты не выглянул. А поезд подмигнул мне задними огнями и уехал в тоннель. Мне казалось, что я должна заплакать – ведь обычно люди плачут в таких ситуациях. Не знаю, что я тогда почувствовала. Стояла, держала в руках цветы, которые ты мне подарил (где ты их достал посреди зимы?) и молчала. А потом на вокзале начали собираться люди, пассажиры следующего поезда, и я пошла домой.
Иногда я думаю – может, я недостаточно сильно любила тебя, и поэтому не плакала? С другой стороны, какой смысл плакать в таких ситуациях? Люди плачут только тогда, когда они жалеют себя. А я не жалела себя. Я знала, что ты уезжаешь туда, где тебе будет лучше. И потом чувствовала, что тебе действительно лучше там, где ты сейчас. Ну, а потом я узнала про Иерусалим! И теперь я уверена в том, что ты счастлив.
Я встречалась с молодым человеком, которого звали Уильям (не ново для Треверберга, а?). Мы были вместе около двух лет, а потом разошлись. Он не выдержал моего ритма жизни, а меня раздражало его спокойствие. Терпеть не могу спокойных мужчин! Хотя с тобой все было иначе, и это странно. В общем, с тех пор у меня не было каких-то более-менее постоянных отношений. Там и тут случались всякие интрижки, но это отношениями назвать нельзя. Я слишком увлечена работой, а мужчины не любят таких женщин.
Ладно, это получается слишком длинное письмо! Думала, что напишу пару строк – и расписалась. Расскажи мне о себе и о том, как ты живешь. Расскажи, бывает ли в Иерусалиме снег. И вообще, расскажи, как ты там. Буду ждать твоего письма.
Твоя Адриана
P.S: подумала о том, что могла бы съездить к тебе в гости на Рождество! Мисс Сандерс согласится опустить меня ненадолго.
Иерусалим,
1 декабря, 10-40
Здравствуй, милая Адриана!
Вот сюрприз так сюрприз! Открыл почтовый ящик, с досадой думая о том, что мне не приходит очередной номер выписываемого мной журнала, а нашел не только журнал, но и твое письмо! Первым делом обратил внимание на адрес, удивился: кто же мне может писать из Треверберга? Оказалось, что это ты. Получил письмо вчера вечером, но ответ пишу только сегодня, с утра, потому что нужно было вычитать последние две главы романа и отправить их моему литературному агенту. Я и так запаздывал на несколько дней по причине того, что болел, и у меня не было сил для того, чтобы садиться за письменный стол. Но теперь все хорошо, и я вернулся к работе. А когда увидел твое письмо, то выздоровел окончательно!
Был очень рад прочитать о том, что ты работаешь с Оливией Сандерс. Мне кажется, о такой карьере мечтали все наши сокурсники. И еще я думаю, что если она решит оставить свой пост, то у нее есть достойный преемник в твоем лице. Знаю, как Оливия предана своему делу, и как она ценит людей, которые разделяют ее взгляды. Кроме того, что может быть лучше работы в издательском бизнесе? Особенно если ты регулярно общаешься с людьми, чьи книги с удовольствием читаешь. К примеру, тот же самый Адам Фельдман. Он бывает у нас раз в год (в Иерусалиме живет его дядя), и каждый раз Чарли, его литературный агент (еще тот проныра, надо заметить – своего не упустит), организовывает встречи с читателями. Так что прекрасно понимаю твой восторг: приятно увидеть одного из любимых писателей вживую, да еще и иметь возможность задать ему вопрос.
С Джеральдом Гентингтоном я знаком лично. После отъезда из Треверберга я некоторое время жил в Цюрихе (не спрашивай, почему именно там – у меня нет ответа на этот вопрос), и мы были соседями. Он развелся с женой и пребывал в дурном расположении духа, но Швейцария может вылечить все, что угодно, даже сердечные раны. Журналисты, конечно, успели перемыть ему все кости (ты сама знаешь, как они любят писать о его личной жизни и обсасывать сплетни), но, держу пари, его преданные читатели просто визжали от восторга, прочитав в прессе или в сети фразу: «Новый роман Джеральда Гентингтона уже в продаже». Критики, конечно, были настроены скептически, но, согласись, это было триумфальное возвращение. По-моему, только Джеральд может просто взять и спокойно уйти в долгосрочный творческий отпуск, а потом выдать такое, от чего самый отъявленный скептик откроет рот. Утер нос тем, кто прочил ему конец карьеры, и вышел из ситуации молодцом. Кстати, если бы не Джеральд, меня бы вряд ли опубликовали, так что за это надо сказать спасибо ему. Даже когда он не пишет, он работает «творческой батарейкой» – помнится, Адам рассказывал, что в его случае было точно так же. Они ведь с Джеральдом, если ты знаешь, близкие друзья.
