— В самом деле? А я думала, ты позвонишь туда и скажешь, что заболел.
Элизабет очень старалась, чтобы ее голос не звучал панически.
— Нет. — Такая мысль явно не посещала его сознания. — У меня же телефона нет.
— Ох... — Элизабет с трудом сдерживала слезы. Она понимала, что уход на работу— самое остроумное, что мог сделать Карл. Неужели он и вправду уйдет? Нет, она должна была заставить его остаться с собой. — А разве ты не хочешь провести этот день со мной?
— Хочу, Элизабет. Я хотел бы каждый день проводить с тобой. Вот потому-то я и ухожу сейчас на работу. Я же не дурак — ты ведь знаешь. Сегодня там разные люди буду тискать тебя. Так что для меня самое безопасное - это заниматься своими делами как обычно.
—Но я-то что тут буду делать?
—Я думал, что эти книги помогут тебе скоротать время. Может быть, я мог бы добыть для тебя что-нибудь еще, пока я буду в отлучке?
—Может быть свитер? Тут прохладно.
—Я посмотрю, что можно будет сделать. Я не хочу, чтобы тебе было холодно. Давай-ка я принесу тебе свое одеяло.
И не успела Элизабет возразить,как Карл уже вернулся обратно со старым армейским одеялом. Он осторожно положил его ей на плечи. Потом он ослабил веревки, стягивающие ей запястья, — достаточно ровно для того, чтобы дать ей минимум движения, необходимого для перелистывания страниц этих замечательных книг. А сам он быстро направился к двери. Прежде чем с силой захлопнуть ее, он сказал:
—Я вернусь поздно.
И Элизабет снова осталась одна. У нее не было ни малейшего представления о том, сколько времени она потратила, пытаясь освободиться от этих веревок, но, как и раньше, Карл затянул их надежно. В конце концов она прекратила эти попытки и уступила потоку слез. Но и эти рыдания мало-помалу смолкли. И тогда, опустив правую руку к сиденью своего стула, Элизабет кончиком ногтя большого пальца процарапала зарубку.
День первый, — мрачно сказала она, смутно интересуясь, настанет ли когда-нибудь конец этому ужасу.
Это были четыре самых долгих часа в жизни Макса.
Самым худшим во всем этом была поездка в полицейский участок. Полицейский Майкл Хэдли, тот самый, который признал его по их прежней стычке, успел за время этой короткой поездки допросить его, признать виновным и вынести приговор.
— Ты у нас типичный несовершеннолетний преступник, — говорил он с глумливой ухмылкой, обращаясь к отражению Макса в зеркальце заднего обзора. — Будешь жить вместе с тебе подобными, в одной камере с каким-нибудь мерзким воришкой, вроде тебя. Тебе там, конечно, придется держать ухо востро: ведь нипочем не узнаешь, когда одному из твоих приятелей может взбрести в голову наброситься на тебя с ножом...
Макс ничего не отвечал. Ему нравилось изображать из себя этакого крутого крепкого парня, но в тот момент он по-настоящему испугался. Он уже наслушался рассказов о том, что творится в центральном окружном лагере для несовершеннолетних. Если там кто-то будет угрожать тебе ножом — это еще ерунда. Парни, которые попадали туда, были вполне способны сделать что угодно и с кем угодно. А что эти бандиты могли бы сотворить с мальчишкой, вроде него, слабаком в сравнении с ними... Нет, Максу совершенно не хотелось получать подобный опыт. И все-таки он не мог изгнать эти мысли из своего сознания. Его единственная надежда состояла в том, что должно же было существовать правосудие в системе закона и должен ведь кто-то был поверить, что он всего-навсего пытался сделать хорошее дело.
А вдобавок к собственным страхам Макс не мог не тревожиться об Элизабет. Что делал там ее автомобиль, да еще с приоткрытой дверцей и до сих пор валяющейся в салоне записной книжкой? Единственное, что подсказывала логика, выглядело так: кто-то похитил ее. Но кто? И чего ради?
Разумеется, полиции тоже хотелось бы получить ответы на эти вопросы, и в течение следующих нескольких часов они безжалостно долбили всем этим Макса. Где он был весь этот вечер? Достаточно ли хорошо он знаком с Элизабет Уэйкфилд? Но Макс непоколебимо придерживался своего рассказа, снова и снова повторяя, что исключительно беспокойство о ней побудило его уйти из дома на ее поиски. По выражению глаз полицейских было очевидно, что ни один из них ему не верил. Но у него не было иной защиты, кроме истины, и он ни на миг не поколебался.
И в конце концов полицейским ничего не оставалось делать, как отпустить его. У них не было никаких доказательств, что Макс делал что-либо иное, кроме осмотра личных вещей девушки. Он ничего не взял, и не было ни единого свидетельства, что он до этого вломился в автомобиль, да к тому же и ключи до сих пор торчали в замке зажигания. Однако Макс понимал, что они будут пристально наблюдать за ним, и пока не отыщется Элизабет, он будет оставаться главным подозреваемым.
Он никогда не был счастливее при встрече с кем бы то ни было, чем с собственными родителями, которые дожидались его в вестибюле полицейского участка. Он бросился к матери и крепко обнял ее, куда энергичнее, чем когда-либо с младенческих дней. Но когда он поднял взгляд на свирепое и зловещее лицо отца, его поразило ужасное предчувствие, что, возможно, самое неприятное еще ждало его впереди.
Никто в семействе Уэйкфилдов в эту ночь не спал нормально. Когда со своего свидания возвратился домой Стивен и узнал о происшедшем, он настойчиво потребовал отправиться на поиски Элизабет. Тодд пошел с ним, а Джессика с родителями оставались в гостиной в ожидании, что телефон принесет им вести об обнаружении Элизабет живой и здоровой.
Однако такого звонка не последовало, а когда возвратились мальчики, измученные от прочесывания улиц Ласковой Долины, они тоже не принесли с собой никаких хороших новостей. Нигде не было ни малейших следов Элизабет. Она исчезла бесследно.
В отчаянии ища какого-либо правдоподобного объяснения, Тодд только что почти сумел убедить себя, будто за исчезновением Элизабет стоит Макс Делон.
— Как только полиция могла так легко отпустить его на все четыре стороны? — неистовствовал Тодд, мечась по гостиной Уэйкфилдов. — Он должен знать что-то, но только не хочет говорить. Вот мы сейчас поедем и припрем его к стенке!
— Его родители ведь уже не позволили тебе говорить с ним. С чего же ты решил, что они теперь разрешат? — спросил Стивен. — Кроме того, я сомневаюсь, что Макс знает хоть немного больше тебя или меня. Судя по тому, что мне о нем известно, ему просто нравится вести себя круто, а внутренне он обычный порядочный парень. Тебе бы следовало знать это не хуже меня.
— Ну, может быть, ты и прав, Стив, — согласился Тодд, — только я не могу поверить, чтобы Лиз вот так... так просто... исчезла...
