— Я пришлю тебе контрамарку, — ответил Фрэнки, надевая через голову шелковую рубашку. — На следующей неделе мы играем в Нью-Йорке.
— Тогда, пожалуйста, пять, — потребовала Гледис.
— Пять? Зачем так много?
— Я объясню тебе это позднее, — сказала Гледис и тоже встала. — Теперь нам нужно действительно поспешить.
— Хорошо. — Он кивнул и поцеловал ее в лоб. — Сделай себя красивой. Мы поступим так, будто это наш ужин. И станем просто игнорировать других.
— Договорились. — Гледис весело рассмеялась. — Ужин при свечах для двоих. Пока.
Фрэнки приоткрыл дверь, прислушался и вышел, убедившись, что в галерее никого нет.
Гледис осталась одна. Она улыбнулась. Конечно, она будет красивой. Женщина вдруг обрадовалась, что взяла с собой так много вещей. Тщательно отобрала она свое самое красивое белье: белый лифчик без бретелек, тончайший поясок для чулок с украшенными кружевами подвязками, белые шелковые трусики и тонкие белые чулки.
Гледис села за туалетный столик и принялась изучать свое лицо. Ее глаза были большими и едва заметно подчеркнуты тенью пережитых страстей. Ее губы были полными и сочными. Нужно было наложить только тонкий слой тона, чтобы не выглядеть бледной при вечернем освещении. Губы она накрасила помадой цвета яркого цикламена и чуть-чуть подкрасила брови. Потом слегка подкрасила глаза. Нанесла легкий слой коричневой пудры на щеки, подчеркивая скулы. Она расчесала щеткой свои волосы и, намотав их на руку, соорудила высокую изящную прическу.
Только после этого Гледис надела длинное вечернее платье, которое она привезла с собой для торжественного случая.
Оно было узкое, с открытыми плечами и плотно облегало ее. Не покрой этого платья а, скорее, материал, из которого оно было сшито, производил неизменный фурор.
Это была розовая парча, прошитая золотыми металлическими нитями. Розовый цвет изысканно контрастировал с цветом волос Гледис. Простой покрой подчеркивал красоту материала.
Разрез сзади позволял при каждом шаге видеть ее ноги до колен, и декольте было очень смелым. Гледис осмотрела себя со всех сторон в зеркале и, оставшись довольной, покинула комнату.
Улыбаясь, она спускалась вниз по лестнице. Гледис была рада предстоящему ужину при свечах с мужчиной своей мечты. Это будет особенно прекрасный вечер. Она легко сможет забыть всю группу, и все ее внимание будет направлено лишь на Фрэнки.
— Телеграмма, мисс Грант, — сказал мажордом, которому владельцем Монтескудо Менсион было поручено сделать пребывание здесь гостей как можно приятнее. Этот хорошо вымуштрованный дворецкий так уверенно руководил всем персоналом, что никто и не замечал, сколько труда стоит такое безукоризненное обслуживание.
— Но она адресована мистеру О'Берри, — сказала Гледис, взглянув на бланк со штампом «Вестерн унион».
— Да, мисс Грант, — согласился мажордом. — Но ведь вы принимаете мистера О'Берри, вы, так сказать, хозяйка дома. Поэтому я вручаю телеграмму вам.
— Спасибо, — автоматически ответила Гледис. Пока дворецкий объяснял ей свою точку зрения, она, успев пробежать скупые строчки, стала вдруг мертвенно-бледной под своим безукоризненным макияжем. Колени ее дрожали.
«Благодарю за приглашение. Приеду в воскресенье в первой половине дня. Старая любовь не ржавеет.
Твоя Жанетт».
«Жанетт, Жанетт, Жанетт» — стучало беспрерывно в висках Гледис. Она все еще держала в руке телеграмму, хотя охотнее скомкала бы ее и бросила в угол.
Гледис глубоко вздохнула, чтобы прийти в себя. Дворецкий исчез. Она стояла в холле одна. Ноги, казалось, стали слишком слабыми, чтобы нести ее. Из груди вырвался звук, похожий на стон.
Гледис быстро откашлялась и испуганно оглянулась, чтобы убедиться, не слышал ли кто-нибудь. Затем снова поднялась наверх. В том состоянии, в каком она сейчас была, Гледис не могла встретиться с Фрэнки. Она просто не могла с ним сейчас встретиться.
Только стоя перед дверью своей комнаты, женщина поняла, что у нее нет другого выбора, кроме как принять участие в ужине и по возможности хорошо сыграть свою роль.
Что она могла сказать в свое оправдание? Что внезапно заболела? Тогда Чарльз пришлет ей врача. И она должна будет объясняться с Фрэнки.
«Нет», — решила Гледис. Она прислонила свой горячий лоб к гладкому, прохладному дереву двери и замерла с закрытыми глазами на несколько мгновений. Она должна взять себя в руки.
Она выполнит свою работу, как будто ничего не произошло. Она будет держаться как можно естественнее и флиртовать с Фрэнки, если это будет нужно. И она отдаст ему телеграмму лишь на следующий день.
Когда он ее получит, она уже будет сидеть в самолете, летящем в Нью-Йорк, и вся афера с Фрэнки, во всяком случае с ее стороны, закончится навсегда. Гледис открыла глаза и выпрямилась. Она сложила телеграмму и засунула ее в свою маленькую розовую, расшитую блестками вечернюю сумочку. Телеграмма ей еще пригодится. Каждый раз, когда синие глаза Фрэнки попробуют снова очаровать ее или когда она вспомнит их страстные объятия, она будет открывать сумочку и дотрагиваться до телеграммы.
«Жанетт, Жанетт, Жанетт», — непрерывно стучало в висках Гледис, когда она во второй раз за этот вечер спускалась по лестнице в своем роскошном платье. За прошедшие десять — пятнадцать минут она очень изменилась.
Тонкие линии вокруг ее рта стали резче, серо-зеленые глаза обрамляли темные круги. И даже ее великолепные волосы утратили, казалось, прежний блеск.
Но несмотря на это, Гледис оставалась потрясающе красивой женщиной. Когда она вошла в столовую, где ее ждали Фрэнки и Чарльз со своей командой, ее встретило всеобщее восхищение.
— Ну и ну! Ты выглядишь великолепно, Гледис, — восторженно произнес гример. — Я только бы…
— Оставь ее такой, какая она есть, — прервал его Чарльз. Он взял Гледис за руку и повернул к свету, чтобы лучше разглядеть ее лицо. Женщина слегка прищурила глаза. Ей было неприятно, что Чарльз так внимательно рассматривает ее. Он может заметить следы несчастья на лице. Он всегда замечал все, что касалось Гледис.
— Давай начнем, Чарльз, пожалуйста! — сказала она, освобождаясь от его руки.
— Тогда пусть тебя еще немного напудрят, золотко, — попросил фотограф. — Свет очень яркий, а ты выглядишь бледной.
— О'кей, — согласилась женщина. Она считала каждую минуту, которая отдаляла ее встречу с Фрэнки.
И вот наконец Гледис сидит напротив него. Он был в смокинге, который ему очень шел. Фрэнки заговорщически улыбнулся ей, он пребывал в спокойном и хорошем настроении. И на этот раз не обратил ни малейшего внимания на гримера, который сделал последний штрих, пройдясь кисточкой с пудрой по его лбу.
