Дэниел с готовностью кивает.
— Да, конечно. Я как-то не подумал об этом. Быть отцом мне, знаешь ли, не доводилось. — Улыбается.
Не успев сообразить, что собираюсь сделать, я порывисто наклоняюсь и целую его. Мы долго смотрим друг другу в глаза, но в последнее мгновение я вновь чего-то пугаюсь и отстраняюсь.
— Если хочешь перекусить, можешь сходить один, — говорю я.
— Лучше закажем чего-нибудь в номер, — решительно говорит Дэниел, уже снимая телефонную трубку. — Ты ведь хотела попить холодненького?
— Мы тоже с удовольствием сюда ездили, — говорю я, сидя с ногами на диване и потягивая содовую со льдом. Балкон открыт, пахнущий морем ветерок, свободно входя в комнату, приятно холодит щеки. — С Ричардом.
Мне снова нужно говорить о муже, чтобы Дэниел знал о нас почти все. Он сидит в кресле напротив и, по-моему, готов слушать меня хоть целую ночь.
— Ездить куда-то далеко и надолго у него почти не было возможности. А Кейп-Код он тоже любил… — На миг переношусь в ту пору, когда мы с мужем приехали сюда впервые, еще без Лауры, и возвращаюсь в день сегодняшний.
Дэниел сжимает кулаки, медленно поднимается и становится у окна, вполоборота ко мне.
— Ричард работал в полиции, расследовал разные запутанные дела, — тихо продолжаю я, потерянно глядя в пространство перед собой. — У него был талант. Лучше бы Бог наградил его идеальным слухом или певческим голосом… вместо недюжинного ума и способности разгадывать безумные загадки.
Дэниел поворачивает голову немного в мою сторону, смотрит на меня исподлобья и сильнее обычного сжимает губы. Такое чувство, что он старается приблизить мою беду к сердцу, насколько это возможно.
— Из последней игры победителем вышел не Ричард, — уже почти спокойно, без удушающего порыва разреветься, произношу я. — В подробности своих дел он никогда меня не посвящал — щадил мои нервы. — Печально улыбаюсь, вспоминая, как измученный, порой не спавший двое суток кряду Ричард старательно подбирал слова, кратко описывая мне ход операций. Чтобы ужасы не слишком ужасали, а опасность не нагоняла леденящего страха. — Но последнее дело было настолько чудовищным, что угроза нависла даже над нами с Лаурой.
Опять хочется грызть ногти, а к горлу подступает ком. Но я не плачу и не подношу ко рту руку, просто с минуту молчу, борясь со слезами.
— В разных городах на Восточном побережье стали при непонятных обстоятельствах погибать полицейские и агенты ФБР, — говорю я, немного успокоившись, но еще тише — рассказать предстоит о самом жутком. — И никто не мог найти ни одной зацепки, объяснить мотивы зверств были не в состоянии даже бихевиористы из научного отдела ФБР. Тянулась дьявольская катавасия целых полгода. Потом преступнику наскучило всего лишь убивать, и он стал названивать полицейским и агентам, разумеется изменяя голос, и всячески запугивать их. Определить, с какого номера поступают звонки, никак не получалось.
Чувствую, что руки у меня едва ли не холоднее льдинок, еще не растаявших в стакане с содовой, и отставляю стакан, чтобы не выронить. Какое-то время молчу. Дэниел ни о чем не спрашивает, но стоит мрачный, как мои воспоминания, и недвижимый, точно статуя.
— После бесконечных совещаний, скрупулезных изучений и анализов на след преступника наконец удалось выйти. Оказалось, жертв беспрепятственно себе намечал и убивал не кто иной, как один из них, агент ФБР, страдавший некими немыслимыми психическими отклонениями…
Кусаю губы, похрустываю костяшками пальцев, сжимая и разжимая их. Когда вновь задумываешься над тем, какие извращения и кошмары живут в нашем мире, где-то по соседству с тобой, с твоим ребенком, совершенно не понимаешь, для чего существует вселенная.
— Ричард с этим расследованием почти совсем не знал сна, ел на ходу, с нами практически не виделся. И все повторял: «Родная, это для нашего же блага. И ради спокойствия обычных людей, которые честно трудятся, влюбляются, растят детей, заботятся о собаках и кошках… Их жизнь не должна обрываться по прихоти чокнутых подонков… Кому-то приходится этих подонков ловить»… — Все. Мое мужество и сохраняемое усилием воли спокойствие на пределе. Прижимаю руки к лицу и судорожно всхлипываю. Мир снова предстает передо мной прожорливым монстром, а мы с Лаурой — без пяти минут добычей, которую он проглотит не раскусывая…
Чувствую, как меня обнимает за плечи уверенная мужская рука, и на миг замираю. Дэниел приблизился настолько быстро и бесшумно, что я и не заметила, как он очутился рядом.
— Прости… — Пытаюсь улыбнуться, но губы будто схвачены морозом.
— Что ты? Какие тут могут быть «прости»? — хриплым, словно простуженным голосом произносит Дэниел.
Прижимаюсь к нему, и какое-то время мы слушаем дыхание друг друга, птичий щебет с улицы и тиканье часов на стене — единственной вещицы в номере, напоминающей о домашнем тепле.
Успокоиться под боком у мужчины, к которому так внезапно прикипела душой, получается куда быстрее и проще. Глубоко вздыхаю и заканчиваю свой трагический рассказ:
— После очередного убийства, о котором узнали очень быстро, когда покойник еще не остыл, на всех вашингтонских дорогах, во всех аэропортах, вдоль побережья и на всех железнодорожных станциях расставили усиленную охрану. Предположительно убийца мог находиться в нескольких местах. А оказался в том, куда отправилась группа под командованием Ричарда… — Больно кусаю губу, но больше не плачу. — Из Нью-Йорка мы выехали с ним вместе, он — в Вашингтон, а я и Лаура в один крохотный городишко под Балтимором, к моей двоюродной сестре. Мы на время укрылись там. За ее домом несколько дней следили люди из ФБР… — Едва заметно качаю головой — смириться окончательно с участью мужа я не смогу никогда. — Ричард был отнюдь не слабак и не растяпа, но этот чокнутый выпрыгнул на него из самого неожиданного места, чуть ли не свалился на голову. И пристрелил. Но удрать от других не смог… Хотя бы больше никого не убьет… Это случилось накануне моего двадцатипятилетия. Теперь у меня не бывает дней рождения…
Дэниел молча крепче прижимает меня к себе. Я чувствую себя опустошенной, но рада, что открылась ему. Он должен знать обо всем, если правда хочет быть со мной.
— Я до сих пор удивляюсь: вот ведь что значит судьба, — бормочу я. — Именно Ричард поехал в тот чертов дом, именно он вошел в проклятую комнату первым…
Из груди Дэниела раздается глухой звук, напоминающий стон. Я поворачиваюсь и недоуменно смотрю ему в глаза. Он зажмуривается, стискивает зубы и качает головой.
— Все в прошлом, Трейси, в прошлом, а мы с тобой… мы… живы. Наверное, этого тоже пожелала судьба. — Говорит он торопливо и сбивчиво, будто в жару. — Почему ей так угодно? Из чего она исходит? Разве выведаешь?
