что оставлю его.
— Все хорошо, Дан, засыпай, — уговариваю его и радуюсь, что в тусклом свете не видно стекающих по моим щекам слез. — Ты не один, малыш.
Я сижу на полу, облокотившись о край кроватки, и говорю что-то. Болтаю ни о чем, лишь бы ребенок чувствовал мое присутствие. Постепенно дыхание Дана выравнивается, становится тише. И он засыпает, все еще крепко сжимая ручкой мой палец.
Свободной ладонью веду по его макушке, поглаживаю. Тянусь к пледу, чтобы накрыть малыша, но замираю. Ведь в этот момент дверь распахивается.
Ян с порога замечает меня. И я чувствую его гнев.
— Ты… — цедит он, но я шикаю на него, чтобы Дана не разбудил.
Аккуратно высвобождаю палец и вкладываю в ручку ребенку игрушку. Моя бы воля, я бы так и сидела рядом всю ночь, оберегая его сон. Но злой старший брат не позволит мне остаться ни на секунду.
Делаю вдох и поднимаюсь на ноги. Уныло плетусь к двери.
— Ты. Что. Здесь. Делаешь? — тихо рычит Ян, преграждая мне путь в холл.
— Дан плакал. Я услышала и…
После общения с ребенком у меня нет настроения дерзить. Хочу просто спрятаться.
— Не смей заходить в мою комнату, — пытается угрожать Левицкий.
Но я задираю голову и смело смотрю в его глаза.
— Нет, Ян, — произношу спокойно, но твердо. — Если Дан опять заплачет и никого не окажется рядом, то я сделаю то же самое. Приду и успокою, как сумею. И плевать мне на твои угрозы.
— Будешь через Даниэля пытаться в доверие деда втереться? Для тебя хоть что-то святое есть? — раздражается он. — Кроме денег…
— Ты видишь поблизости Адама? — задаю ключевой вопрос.
И Ян мгновенно остывает. Всматривается в мое заплаканное лицо. Нахмурившись, думает о чем-то.
Неожиданно поднимает руку и проводит большим пальцем по моей щеке, стирая влагу. Забываюсь на миг, сглатываю слезы. И даже глаза чуть прикрываю. Но через секунду широко распахиваю их.
— Совсем с ума сошел? — фыркаю сдавленно. — Не трогай меня!
Отталкиваю Яна и сбегаю в свою обитель. Тяжело дыша, словно после марафона, прижимаюсь спиной к закрытой двери — и сползаю вниз.
Что он делает со мной? С нами обоими?
Зачем?
***
Уснуть не получается. Стоит мне сомкнуть веки, как я вижу Яна. И это в стократ хуже, чем обычные кошмары. К ним я привыкла, научилась сосуществовать. Но Ян. Пугает и будоражит душу. Не могу справиться с противоречивыми чувствами.
От нечего делать сажусь за учебники польского. Один из способов прогнать ночные образы. Действует безотказно.
Учу язык, старательно повторяю слова и фразы. Снова и снова. Пока не наступает рассвет, прогоняя тени и страхи.
Зеваю и понимаю, что безумно хочу спать.
Однако стоит мне улечься удобнее, как слышу голоса, доносящиеся из комнаты деда.
Невольно начинаю переживать. Вдруг у Адама опять приступ. А там Эд разговаривает с кем-нибудь из родственников. Рядом ли Ян? Если нет, то всем остальным плевать на деда.
Мозг начинает подкидывать пугающие картинки. Нарисовать их не так сложно после того, как я видела воочию, насколько плохо бывает Левицкому-старшему.
Беру халат и выскакиваю в холл, надевая на ходу. Подношу руку к двери, чтобы постучать. Но так и застываю.
Потому что до меня доносятся обрывки беседы. Адам разговаривает с… Яном. По-польски. Но кое-что я понимаю. И это «кое-что» мне не нравится.
Лихорадочно напрягаю мозг, взываю к своей памяти. Пытаюсь восстановить все, что выучила за эти дни. В конце концов, не такая я уж безнадежно глупая! Правда, времени мало было.
Прислушиваюсь.
Различаю отдельные слова и фразы.
Брак, контракт, какие-то документы.
Что-то про ребенка. Или нет. Вот тут не уверена. Слова сложные.
Несколько реплик шепотом. Слишком тихо.
Потом опять про брак. И жену…
— Хорошо, — голос Адама. — Ты уверен?
— Да, — твердо бросает Ян.
— Кто она?
— Анна Новак, — четко слышу.
И мне этого достаточно. Эд не солгал.
«Яну с любовью… От Анны», — дорисовывает воспаленный мозг. А заодно подленько подкидывает картинки из той ночи. Нашей единственной ночи.
Прикрываю рот рукой, чтобы не издать ни звука и не рассекретить себя. Отхожу бесшумно.
В конце концов, какое право я имею лезть в планы Яна?
Решил жениться? Пусть! Вот только от своей части наследства я так просто не откажусь. Да, это единственное, что меня волнует сейчас. Только деньги. Да. Исключительно!
На личную жизнь брата мне плевать. Плевать!
Рухнув в постель, утыкаюсь лицом в подушку. И реву. Не понимаю, почему на меня нахлынули вдруг эмоции, и не знаю, как совладать с ними.
Шелковая наволочка покрывается пятнами от моих слез. А я продолжаю всхлипывать.
Что за бред!
Он же брат мой. Пусть женится!
Разве я должна плакать из-за этого?
Брат!
Почему так больно, черт возьми!
Рывком поднимаюсь с постели, яростно стираю слезы с щек. Выскакиваю из комнаты и, наплевав на то, что меня могут увидеть, прямо босиком бегу по ступенькам наверх.
Врываюсь в комнату Эда. Ослепленная яростью, даже не смущаюсь, когда вижу его — полуобнаженного после душа, с полотенцем на бедрах.
Только инстинктивно пару шагов назад к выходу делаю. Страхуюсь.
Стоя на пороге, негромко, но уверенно выплевываю:
— Я согласна на твою сделку.
Полторы недели спустя
Доминика
В сотый раз заглядываю в подарочную коробку, где находится безумно дорогая статуэтка в виде двух близнецов, сидящих спинами друг к другу и объединенных одним сердцем из красного рубина. Единственное, на что хватило моей фантазии. И денег с карты Врагова. Муж сестры будет в ярости, когда увидит счет. Он и так меня недолюбливает… Вся надежда на Дану. Она, в отличие от меня, умеет сглаживать углы.
Вздохнув, провожу пальцами по статуэтке, стирая невидимую пыль. И закрываю коробку. Надеюсь, Адаму понравится подарок. Или он хотя бы сделает вид…
Поднимаю голову, читаю название ресторана на польском, рассматриваю завитушки на буквах, в целом оцениваю фасад. Тяну время.
Левицкие давно внутри. В полном составе. Я же опоздала, потому что носилась по сувенирным магазинам, потом брала вечернее платье напрокат (не покупать же ради одного выхода в свет), а еще… просто пыталась отсрочить неизбежное.
Где-то позади слышится гул двигателя и звук тормозов. Вдруг приехал кто-то еще из опоздавших гостей Адама? А я нерешительно топчусь на крыльце. Глупо.
Не оглядываясь, поднимаюсь по лестнице. На уровне второй ступеньки путаюсь в длинном изумрудном платье. Фыркаю, поправляю юбку, делаю еще шаг и… Блин! Дурацкие каблуки! Их подослали, чтобы убить меня!
Оступаюсь и едва не падаю назад,
