всех пенсионеров.
Поставив чемодан у порога, огляделась. Печь… Газовая плитка с баллоном. Стол, тумба, табуретка, скамейка с ведром. Вместо водопровода – зелёный чугунный рукомойник с длинным соском над квадратной раковиной. Чисто. Бедно. Ничего лишнего.
Бабка уселась за стол, сложила на клеёнке жилистые руки и спросила:
- Ну?
Я вздохнула и ответила:
- Коля меня к вам послал.
- Это какой Коля? Внук мой, что ли?
- Да.
- Денег привезла? В толк не возьму, зачем приехала-то?
- Он сказал, что я могу у вас пожить, пока он из армии не вернётся.
- Ишь! – воскликнула бабка. – Это чего это?
Я ещё раз вздохнула, понимая, что выгляжу полной идиоткой, сказала тихо:
- Я беременна. Это Колин ребёнок. А родители не хотят, чтобы я рожала.
Бабка подняла брови, молча глядя на меня. С минуту так смотрела, а я боялась думать о чём-нибудь. Потом неожиданно прилетел вопрос:
- А это что за филармония? Пиликать будешь?
- Не пиликать, а заниматься, - от неожиданности я строго глянула на бабку. – Я стану знаменитой скрипачкой.
Она отмахнулась, велела:
- Вон туда поставь, к печке. Поздно чтоб не пиликала, я в восемь спать ложусь, - потом встала и пошла к печке: - Садись, обедать будем. Расскажешь, чего и как с Колькой-то у вас.
Засыпала я в этот вечер рано. Меня уложили на кровать за печкой, даже дополнительное одеяло выделили, потому что по бабкиным словам ночью будет холодно. Мы с бабой Лидой поговорили по душам за обедом, и больше она ни о чём меня не спросила. Поверила. Она даже мои шесть часов скрипки вытерпела. Сказала только: «Можешь на свадьбах играть, красиво».
А я поверила, что всё будет хорошо. Дождусь Колю из армии, нашему ребёнку уже годик исполнится, а там поженимся, квартиру снимем. Школу я уже закончу, поступлю в консерваторию. Буду ездить к старому скрипачу заниматься… И мы с Колей навсегда останемся вместе.
Наверное.
Вот проснусь и узнаю.
31 декабря 2020 года
Утро ввинтилось в мою голову протяжным детским плачем. Сначала я ничего не поняла. Потом подхватилась, как угорелая – это же мой ребёнок! Потом снова ощутила, что мне сорок пять. Паника окутала меня, застудила изнутри. Как вихрь, в мозгу пронеслась мысль: ничего не получилось!
Я проснулась не в своей кровати, как надеялась – рядом с Колей, а одна, и спала на чём-то неудобном. Глаза открывать не хотелось, но пришлось, потому что вслед за плачем раздался женский шёпот:
- Ну, тише, тише, солнышко, видишь – бабушку разбудил!
- Ба!
И тут меня словно током ударило.
Бабушка – это я.
Вымороженное нутро затопило сладким теплом счастья. Такое счастье могут испытывать, наверное, только женщины – перемешанное с вечной тревогой, которая поселяется в душе в тот момент, когда рождается первый ребёнок.
Моя дочь.
Крохотное беззащитное существо, которое страдальчески морщилось и отчаянно кричало на весь роддом. Мне не дали её, сначала обмыли и запеленали. Только потом я познакомилась с той, которая перевернула всю мою жизнь и заставила пойти наперекор родителям. Память странная штука. А моя – тем более. Картинки, звуки, запахи хлынули из какого-то тайного закоулка, затопили и прорвали плотину страха, и я протянула, упиваясь тем совершенным миром, который создала сама:
- Оля…
Ольга. Олюшка. Маленькая девочка с пухлыми щёчками и беззубой улыбкой. Моя дочь.
- Мам, прости, мы так старались потише…
Открыв наконец глаза, я с жадностью взглянула на молодую женщину, покачивавшую на руках заплаканного годовалого малыша. Колины черты узнала в обоих. Моя дочь, мой внук… Счастье моё ненаглядное.
- Ничего, я уже не спала. Егорка! Пирожочек мой сладкий! Чего же ты плачешь?
Я протянула руки к малышу, и он, всё ещё всхлипывая, охотно пошёл ко мне. Обнял ручонками за шею, прижался всем своим плотненьким телом, приник щёчкой к моей щеке. Пожаловался:
- Мама!
- Что такое мама сделала?
- Фету!
Переводчика мне не требовалось, я знала, точнее, вспоминала Егоркин лепет наизусть.
- Не дала конфету? Ох уж эта мама! Сейчас мы ей зададим!
Притворно ворча, я поднялась с дивана вместе с внуком и вопросительно глянула на дочь. Господи, какая же она у меня красавица, тьфу-тьфу через левое плечо! Оля укорила меня глазами, заметила наставительно:
- Сначала завтрак, потом конфеты.
- Правильно, - педагогично согласилась я, наглаживая Егорку по спине. – А после завтрака и конфетки мы… Оль, что мы делаем потом?
- У нашей бабули провалы в памяти, - рассмеялась дочь. – Потом мы будим Сашу и едем все вместе к тебе, помогать Вале готовить праздничный стол.
Валя… Она всё ещё со мной! Валечка моя распрекрасная! И Новый год на носу. И доченька моя, и зять, и внук – все со мной!
А Коля?
Усилием воли отогнала эту мысль. Всё узнаю. Память возвращается постепенно, как в прошлый раз.
На маленьком столике зажужжал, запиликал мобильник. Мой! Я спустила Егора на диван, где он принялся прыгать и беситься, а сама глянула на экран. Сердце ёкнуло и сжалось.
Мама? Она же умерла в девяносто девятом, вслед за папой… Или не умерла? Господи!
- Алло? – спросила я, приняв вызов. Мамин голос, постаревший, но такой же бодрый, как и в молодости, застрекотал в динамике:
- Алечка, вы ещё не уехали? Ждите меня, я с вами поеду, а то Жужа не завелась сегодня почему-то!
Жужа – мамины Жигули семёрка. Я фыркнула со всей нежностью, на которую была способна, и ответила:
- А сколько раз я тебе говорила: смени это корыто на нормальную машину, мам! Ну ведь есть же деньги, зачем так мучится каждый раз?
- А я столько же раз тебе отвечала, что это память, а память не выбрасывают в лом! – парировала мама.
Мне даже ответить было нечего. Права мама, ох права… Жужу папа купил в девяносто первом. Спас наши сбережения. А потом продал старую машину. Жужа каталась уже тридцать лет, но в последнее время начала болеть. Другую машину мама решительно отказывалась покупать…
- В общем, ждите меня, я уже захожу в метро! – жизнерадостным голосом объявила мама и отключилась.
Я усмехнулась:
- Ну вот, ждём бабушку, у неё машина сломалась.
Дочка фыркнула:
- Сашка съездит, посмотрит, но только второго уже, всё равно бабушка у тебя останется.
Из комнаты в зал вышел заспанный Саша
