до следующего утра.
— Жду твой ответ завтра, после пар. Я сам найду тебя. Хочу услышать только дату, когда ты будешь готова, но эта дата должна быть в самое ближайшее время.
Выходим из кафе и я называю ему Юлькин адрес, просто потому, что домой сейчас не смогу. Мне нужна эта ночь, чтобы прорыдать до утра на плече у подруги. Даже не смогу вспомнить, когда я в последний раз плакала. Меня вообще на эмоции вывести очень сложно.
А ведь он мне нравился, на самом деле нравился. Я просто себе запрещала думать об этом. Как он мог взять и все перечеркнуть одним махом. Хотя, что это я. Забыла, разве, с кем имею дело. Такие, как он, только так и могут.
* * *
Подруга с первого взгляда, даже ни о чем не спрашивая, видит мое состояние. Берет телефон, заказывает пиццу, достает из холодильника две бутылки, сыр, шоколад и тарелку с фруктами.
— Пошли, — коротко говорит и кивает в сторону лестницы на второй этаж.
Разливает вино, протягивает мне фужер и мы с ней молча выпиваем. Я сразу до дна.
— Рассказывай, — опять коротко говорит мне.
Я вываливаю ей всю нелицеприятную правду, ничего не скрываю, хватаю второй бокал с вином, потому что по щекам не переставая литься слезы. Между делом, отправляю смс маме, что останусь ночевать у Юльки, якобы для того, чтобы сделать презентацию. Позвонить уже не смогу, потому что голос охрип от слез. Хорошо, что мама не перезванивает мне, а просто пишет в ответ «хорошо».
— Вот ведь говнюк этот Гордеев, — шипит со злостью Юлька, — не боись подруга, сейчас мы что-нибудь придумаем.
Вижу, что мыслительный процесс у подруги запущен, она молча жует шоколад и долго смотрит куда-то в окно.
— Придумала!!! — вскрикивает в полной тишине, я даже подпрыгиваю от неожиданности, — ты поедешь с ним в номер в какую-нибудь гостиницу, предложишь ему выпить вина для смелости и подсыплешь ему снотворное в бокал, так, чтобы он не видел. Он вырубится, а ты в это время удалишь все с его телефона, ну или, если он запаролен, просто утопишь его в вазе и все. Потом, со спокойной душой, домой поедешь, баиньки.
Несмотря на слезы, меня начинает разбирать дикий хохот. Ну, Юлька, ну и авантюристка!
— Где же я возьму снотворное, Юль, — говорю, отсмеявшись, — да еще такое, чтоб он сразу уснул и при этом не окочурился. Вдруг у него аллергия на какие-то препараты, мы ведь не знаем.
— Тебе, что, его жалко стало что ли? — с возмущением спрашивает. — Он тебя не пожалел, такие гадкие предложения делать. К тому же, здоровый он, как бык. Чего ему будет-то.
Мы пьем большую часть ночи. То смеемся, то плачем, но это, видимо, уже по пьяной теме. Утром, еле разлепив глаза, едем на такси на учебу. За руль не рискуем, потому, как пары алкоголя все еще с нами и в нас. С собой на лекцию берем кофе из автомата. Надеюсь, мое бедное сердце спокойно выдержит такие испытания. Сначала всю ночь вино, хотя я уже не уверена, что мы ограничились только им, потом кофе.
Любимый Юлькин Володя ошарашенно смотрит на нас несколько долгих секунд, сначала на подругу, потом на меня, сочувственно кивает и на протяжении всей лекции нас не беспокоит вопросами по теме нового материала. И когда он, после второй половины пары, проходя возле нашего стола, ставит нам бутылку с водой, я думаю «боже мой, это же идеальный мужчина».
Губы у Юльки расплывается в идиотской улыбке. Она, наверно, хотела в соблазнительной, но с похмелья у нее это явно не получилось. В глазах вместо зрачков вижу крупные зеленые сердечки, встряхиваю больной головой и решаю, что алкоголя вчера было слишком много.
После занятий выхожу на улицу и с наслаждением вдыхаю свежий воздух. Мое спокойствие длится недолго, потому что передо мной появляется мажор.
— Ууу, — тянет он, — у кого-то была веселая ночь. Что отмечала? Почему меня не пригласила? — весело скалится Гордеев.
— Я согласна на твое предложение, — выпаливаю без предисловий, — сними только номер в гостинице. Давай, на завтра.
— Мне вот интересно, это кто сейчас согласился, ты или алкоголь в тебе. В чем подвох? — с подозрением интересуется говнюк.
— Нет подвоха. Чем раньше, тем лучше. Хочу забыть обо всем и никогда больше не видеть тебя. А пока ты маячишь в поле моего зрения, приходится обращаться за помощью к алкоголю.
— Ну-ну, — отвечает, нисколько не разозлившись, и проходит мимо меня.
Ему, что правда плевать, если я приду к нему бухая?
Едем из универа вместе с Юлькой сразу в студию танцев. В себя мы так и не пришли, скорее всего. Видимо, поэтому Макс, увидев мою подругу, промолчал, лишь в изумлении окинув взглядом ее спортивный костюм, она же всегда при параде, но не сегодня. Обычно они начинали ругаться с порога, но сегодня у нас такой жалкий вид, что никто не хочет связываться.
Посреди репетиции Юлька вырубилась прямо на скамейке, несмотря на громкую музыку. Мы с Максом еле затащили ее в такси, потому что она еще и упиралась. Мой друг сначала с раздражением что-то бухтел себе под нос, а потом просто расхохотался и я вместе с ним.
Едем с Юлькой до ее дома, там она просыпается и говорит, что обо всем уже договорилась, завтра ей какая-то знакомая должна принести снотворное. Божечки, страшно то как. Ведь сначала надо изловчиться и подсыпать его в бокал. А что, если он по вкусу поймет, тогда вообще пощады не жди. А если все получится, потом еще переживать, чтобы ласты не склеил.
На следующий день, за завтраком, мама рассказывает, что к нам опять приезжал дед. Они с папой долго сидели в кабинете, разговаривали на повышенных тонах, но о чем именно, папа так и не признался. Вот черт. День опять начинается с неприятных новостей.
За мной заезжает Юлька, сегодня она снова выглядит, как с обложки журнала. Как и обещала накануне, привозит с собой снотворное. Меня весь день колбасит от всяких страшных мыслей. А что, если не получится? Что, если он догадается? А если ему станет плохо? В итоге, к концу занятий я так себя извела, что стала похожа на ходячий обморок.
Гордеев сам находит меня в университете, нахмурившись, смотрит на бледное лицо и, не говоря ни слова, ведет к своей машине. Ой, мамочки. Как же мне страшно. Всю дорогу едем молча, я
