Снова ухватываюсь за предложенный мне локоть. Двигаемся вглубь ресторана. Периодически останавливаемся, чтобы поздороваться с гостями и познакомиться. Спустя полчаса нахождения на празднике окончательно расслабляюсь.
— Выпьешь что-нибудь? — спрашивает Адриан, кивая на официанта.
— Пожалуй, двойной виски, — смеюсь.
— Ну, точно сын. Твой врач ошибся…
— И не надейся, — загадочно улыбаюсь и шутливо сжимаю твердую руку, чувствуя, как она мгновенно ещё больше напрягается под моими пальцами.
В целом, приём проходит довольно ровно.
Макрис всюду меня сопровождает. А я вроде как и не нарываюсь на встречу с Эрикой и её щебечущими в углу зала подружками. Правда несколько раз мы с ней всё же сталкиваемся взглядами. Короткими и, словно магниты, которые приставили друг к другу с обратной стороны — отталкивающимися друг от друга.
Снова чувствуя легкое недомогание и тянущие боли внизу живота, ухожу в уборную, а вернувшись обнаруживаю Адриана в компании именинницы и её матери. На груди у Макриса замерла маленькая сестра Хлои.
Кажется, что вот-вот словлю противное дежавю, состоящее из резкой боли или обиды. Но ничего подобного… не ощущаю. Это его дочь. И её мать, с которой Андрей не виделся больше пятнадцати лет. Он не полетел за ней в Россию после расставания, не остался здесь ради этой блондинки. Не переступал через себя.
Всё это Макрис делал ради другой женщины.
Ради меня.
Утвердительно кивнув самой себе, отворачиваюсь и отправляюсь к фуршетному столу. Настроение выравнивается.
— Вера, — встречаю свою старую знакомую. Кажется, её зовут Диана и она гречанка. Мы всего пару раз встречались в моей студии на одной из съемок. — Привет. Не ожидали тебя здесь увидеть.
— Привет, — вежливо улыбаюсь. — Почему?
Профессиональная способность задавать вопросы в лицо без подготовки ставит мою собеседницу в тупик.
— Нам казалось ты нас недолюбливаешь, — честно отвечает Диана, а я вдруг проникаюсь к ней уважением за правдивость.
— Я? — удивляюсь. — Действительно, вам показалось.
— Возможно, — она смеется, изящно поправляя локон у лица. — Мы, греки, бываем очень мнительными, но я рада, что всё это неправда. Как проходит твоя беременность, Вера? Выглядишь будто и вовсе не беременная. Такая стройная, всё-таки ваши камеры вас ужасно портят.
— Чувствую себя чудесно, спасибо. А камеры… да, иногда смотреть невозможно, но и к этому привыкаешь.
Завязывается ни к чему не обязывающая беседа, к которой неожиданно подключается сестра Дианы и её подруга, а затем и мама.
В итоге, выходя из ресторана спустя два часа, понимаю, что день рождения Хлои мне даже понравился, а я обзавелась приятными знакомствами среди греческой диаспоры.
— Устала? — спрашивает Адриан, открывая для меня дверь автомобиля.
Внимательно за мной наблюдает.
— Немного, — растираю горящие щеки и устраиваюсь поудобнее. — Спасибо, что сопровождал. И не дал в обиду.
Неловко улыбаюсь.
— В тебе моя душа, — произносит он и как мне кажется, по-мужски незаметно смущается этого признания. — Чтобы ты не натворила, Вера, я не дам тебя обидеть.
— А сам? Сам будешь обижать?
Прикусив губу, отворачиваюсь к окну.
Не понимаю, зачем сама завожу этот разговор. Словно на что-то надеюсь…
— Прости, — качаю головой.
— Я… бываю слишком резким, — отвечает Адриан, достаточно подумав.
Мой смех получается чересчур низким, грудным. По крайней мере, для беседы абсолютно чужих женщины и мужчины.
— Ты себя недооцениваешь, Андрей, — стреляю в него прицельным взглядом. — Ты бываешь не просто резким, а… поразительно грубым и невоспитанным.
— Ты преувеличиваешь мои недостатки, — в голосе слышится ухмылка.
Умиротворенно вздыхаю. И пытаюсь успокоиться.
— Степан отпросился на выходные, поэтому предлагаю поехать ко мне, — нарушает Адриан сложившуюся после нашей перепалки тишину. — Мне так будет спокойнее. За тебя.
— Хорошо, — пожимаю плечами.
В конце концов, за месяц, проведенный в его доме, жить там я тоже привыкла. И так же, как и в своём нынешнем жилище не чувствую себя «дома». Да и оставаться на все выходные без охраны не самая лучшая идея.
— У тебя остались кое-какие мои вещи, — вспоминаю. — Но давай заедем в телецентр?.. Хочу забрать ежедневник и немного поработать с утра в твоем кабинете, если ты, конечно, не возражаешь.
— Вера Стоянова хочет поработать, — грубовато произносит Макрис, разворачиваясь на перекрестке. — Кто я такой, чтобы ей мешать?
— Всё-таки я не преувеличивала, — ворчливо отвечаю.
Оба одновременно улыбаемся и отворачиваемся друг от друга.
Я соскучилась по нашим перепалкам. По подколам. По всему тому, что было с нами до Нового года.
По его телу, рукам, утреннему шепоту.
Ох…
Счастье, к сожалению, ощущается не только в момент, когда внутри растекается приятное тепло, а на лице сияет улыбка. Нет. Довольно часто счастье чувствуешь спустя время… Оно впивается в душу остаточными осколками. Причиняет боль. Ранит… Чувство, дарованное нам для радости, превращается в самый настоящий раздражитель.
Когда становишься несчастным уже есть с чем сравнивать и понимаешь — вот там точно было счастье! Было…
В телецентре привычно для субботы пусто и спокойно. Нет полусотни человек из массовки, никто не бегает с реквизитом и не провожает нас любопытным взглядом. Я люблю приезжать сюда именно в выходные.
— Что за запах? — морщится Адриан, как только мы заходим в кабинет. — Дышать невозможно.
Устало опрокидываю сумочку на стол, потираю живот. Действительно, запах мерзкий.
Пока Адриан открывает окно, снимаю с плеч пиджак и наблюдаю, как соблазнительно волнуются мышцы на мужской спине, упакованной в черный шелк рубашки.
— Торт не выкинула, — киваю в сторону столика для грима.
— Взбитые сливки так не пахнут, — снисходительно произносит Адриан.
Подхватывает тарелку с засохшим бисквитом и отправляет его в урну. Он убирает ладони в карманы брюк, озирается по-хозяйски, сужает глаза, будто ожидает увидеть что-то нехорошее.
— Сейчас возьму ежедневник и сразу поедем, — успокаиваю его, сдвигая подарочную коробку на край стола.
— А это что?
— Подарок, — пожимаю плечами. — Доставили в пятницу. Обычно массовка приносит. Кто разносолы, кто что-то вязанное, сделанное своими руками. В понедельник с утра открою, посмотрю.
— Давай лучше я, — пододвинув к себе презент, Адриан вскрывает блестящую упаковку.
— Да, пожалуйста, — отхожу от стола. — Как хочешь.
Заглядываю в зеркало и поправляю прическу.
Чувствую себя немного волнительно.
Всё-таки мы вдвоем едем к нему. С нами не будет ни Хлои, ни Степана. Никого, кто бы мог хоть как-то сдвинуть фокус нашего внимания с друг друга.
И почему, черт возьми, так тянет внизу?.. Что за злой рок меня преследует?
— Ну что там? — нетерпеливо спрашиваю. — Мы уже можем ехать?..
— Сейчас...
Его голос звучит странно.
— Что там? — подхожу ближе и, затронув плечо Адриана ладонью, в ужасе замираю.
Вскрикиваю от неожиданности. Страх в каждый уголок души проникает. Сначала медленно, а затем стремительно, сшибая всё на своём пути.
— Спокойно. Я… пойду избавлюсь от этого, — выговаривает Адриан, сразу же захлапывая крышку.
— Что за…? — пораженно выдаю.
— Я разберусь, Вера, обещаю. Сейчас вернусь. Надеюсь, ты ничего не видела.
Нет.
Вернее, да! Я успела всё рассмотреть в подробностях. Зачем? Зачем я вообще это увидела?
В коробке, переданной лично мне в руки, белоснежный голубь. Мертвый, черт возьми! С развороченным брюхом, будто его гвоздем изодрали.
От запаха в носу тошнота подступает. Жар адский.
По коже дрожь пробегает. В глазах только этот ужас из коробки и огромная надпись, нанесенная маркером, из неё же — «Сдохни сука».
Падаю на стул. На инстинктах прикрываю живот. Пытаюсь сообразить, чья это может быть глупая шутка.
