Его шепот был таким же напряженным, как и ее. Но пальцы продолжали ласкать ее тело нежно-нежно, и ей опять пришло на ум сравнение с майским ветерком и с радужными крыльями бабочек. В его чутких умелых руках теряли смысл такие слова, как «терпение» и «добродетель».
— Я хочу тебя, Роналд, пожалуйста, возь…
Конец слова потонул в его поцелуе. Если бы до этого момента у него и были какие-то подозрения, что Джекки выдает желаемые эмоции за действительные, то теперь они полностью отпали.
Они переживали сейчас самые сладкие, самые счастливые мгновения своей жизни. И чем больше они отдавали друг другу, тем больше получали взамен.
Теперь Роналд обнимал ее одной рукой — она даже испугалась, что он потеряет равновесие и не удержит ее, — в то время как другой безуспешно пытался развязать пояс халата. То ли пальцы перестали его слушаться, то ли узел слишком затянулся, но прошло довольно много времени, прежде чем ему удалось это сделать.
Наконец-то настал долгожданный момент, когда они оба опустились на огромную кровать и снова слились в бесконечном поцелуе, который словно вихрь закружил их. Его гладкая кожа вызывала в ее возбужденном сознании ассоциации с горячим шелком. Живым, дышащим шелком. А тепло и тяжесть сильного мускулистого тела казались ей даром свыше, сокровищем, которое она так боялась потерять. Обвив его руками и ногами, она стремилась слиться с ним воедино, сделать все, чтобы стать частичкой его существа, чтобы ничто в целом мире не смогло разлучить их.
Она стонала, когда его губы касались ее груди, ласкали темно-розовые соски. Он был таким неясным, таким нежным, что ей хотелось закричать от переполнявшего ее ощущения счастья. Ее чувства к нему были сильными, глубокими и столь определенными, что она удивилась, как могла сомневаться в них или скрывать их столько времени. Она любила его всеми фибрами души. И знала, что так будет всегда, ведь такие чувства неподвластны ни времени, ни расстоянию.
— Сладкая, сладкая Жаклин… скажи мне, чего ты хочешь? — Роналд поднял голову, и она уловила в его глазах ту же жажду и то же нетерпение, что и в его голосе. — Что сделать, чтобы эта ночь стала для тебя особенной? Лучше, чем предыдущая?
Лучше, чем предыдущая? Разве такое возможно? Любая ночь, проведенная с ним, будет подобна чуду! Поэтому она улыбнулась и произнесла:
— Люби меня. Просто люби меня.
И счастливо засмеялась.
В полумраке комнаты ее тело казалось прекрасным творением древнегреческого скульптора. Длинные рыжие волосы разметались на подушке золотистыми змейками. Роналду захотелось зарыться в них лицом, вдыхая их аромат. Он поймал ее взгляд и увидел в зеленых глазах, полных желания и страсти, то, о чем только может мечтать мужчина.
Их тела соединились.
Он может лишить меня жизни и возродить меня. Но что бы он ни делал, это прекрасно, думала Жаклин, чувствуя, как ее тело зажило своей собственной жизнью, подчиняясь древнему как мир ритму…
— Открой глаза, Жаклин. Посмотри на меня. — Голос Роналда донесся до нее словно с другого конца света.
Ее ресницы дрогнули, и она послушно подняла на него затуманенный негой взор, в котором жили отсветы пережитого только что наслаждения.
— Это… это…
— Что это? — спросил он так, словно от ее ответа зависела его жизнь.
— О, Роналд, это было так великолепно…
Она по-прежнему крепко сжимала его в объятиях, поэтому уловила дрожь, пробежавшую по его телу.
— Посмотри, посмотри, что ты со мной делаешь.
Он не сразу нашел в себе силы пошевелиться. Но, подумав о ее хрупком теле, перевернулся на бок, увлекая Жаклин за собой.
Прижавшись к нему, она закрыла глаза, пытаясь унять сердцебиение и выровнять дыхание. Теперь она поняла, почему французы называют оргазм «маленькой смертью». Ее вдруг начал бить озноб.
— Ты замерзла? — озабоченно спросил Роналд.
— Мне кажется, что это просто такая реакция, — ответила Жаклин, плотнее прижимаясь к нему. — Я никогда не думала, что переживания могут быть столь сильными. — Она удобнее устроила голову на подушке рядом с ним. — Ты был прав, дорогой, есть вещи, которые куда лучше, чем секс.
— Дорогая, мне очень приятно, что ты считаешь меня таким умным!
— Ах ты, наглец! — привычно вскинулась Жаклин, но он прижал палец к ее губам, заставляя замолчать.
— Я не рискнул бы делать столь поспешные выводы, опираясь лишь на единичный эксперимент.
— Да? — усмехнулась она. — И сколько же исследований понадобится провести, чтобы подтвердить достоверность гипотезы?
— Трудно сказать. На это могут уйти многие годы. — Тон Роналда был шутливо-небрежным, но глаза смотрели на редкость серьезно. — Скажите мне, мисс Эдрис, вас не прельщает должность ассистента исследователя?
Она нахмурилась, изображая тягостное раздумье, а затем, картинно пожав плечами, произнесла:
— Видите ли, профессор. Наука никогда раньше меня не прельщала. А это интересно?
— Еще как интересно. Буквально забываешь обо всем на свете.
Она рассмеялась:
— В таком случае, мистер Редферн, я в вашем полном распоряжении.
Чувствуя сонное дыхание Роналда на своей шее и его теплое тело рядом со своим, Жаклин встретила первые утренние лучи солнца. Его рука, лежащая на ее бедре, скользнула к ее груди.
— Мм, — пробормотала она, плотнее прижимаясь к нему.
— Мм — что?
— Мм больше… — ответила Жаклин.
— Больше чего?
Эти ничего не значащие слова были понятны только им одним и полны для них глубокого смысла.
Жаклин вздохнула, переворачиваясь на спину, и открыла глаза.
— Больше всего… — сказала она.
— Еще слишком рано, — с нежностью в голосе произнес Роналд. — Ты еще не проснулась.
— Еще как проснулась, — улыбнулась она. — И кроме того, меня обуревает желание продолжить наши научные исследования.
— Какая же ты ненасытная, Жаклин. Прямо-таки вампир.
— Если я вампир, то твой личный. Мне не нужен никто, кроме тебя, — ответила она, с обожанием глядя на него.
Он поцеловал ее. Интересно, в который раз за ночь?
Жаклин — непредсказуемая, темпераментная — казалась еще более желанной в лучах восходящего солнца. Может быть, это сладкое похмелье после ночи страстей. Ведь нет ничего более восхитительного, чем проснуться рядом с женщиной, которую любишь.
Любишь?
Да, он любит ее. Отрицать это просто бессмысленно. Роналд Редферн влюбился в Жаклин Эдрис. И ничто в настоящем и будущем не в силах изменить этого.
А она? Скажет ли Жаклин когда-нибудь ему: «Я тоже люблю тебя»? Но он не стремился торопить ее или оказывать на нее давление. Не хотел, чтобы неопытность и импульсивность помешали ей сделать правильный выбор. Но что будет с ним, если она откажет ему? О черт!
