мере, тем, что были видны из-за высоких заборов) жили здесь какие-то богачи. И… они.
— Это одно из самых известных стародачных мест. Но, как видишь, и новоделов много.
Белка пришибленно кивнула, не решаясь уточнить, а какой дом у него. И потому увиденное для нее стало полной неожиданностью. Домик был сказочный! Старый-старый, еще тех построек, но очень ухоженный и красивый. Деревяный, выкрашенный красивой зеленой краской, с башенкой и резными белыми ставнями на окнах. И таким же резным, будто кружевным, балкончиком.
— А в башне что? — подпрыгивая на месте, чтобы не озябнуть, пока Гордей Александрович достает пакеты, спросила Белка.
— На первом этаже — небольшой зимний сад. За ним одна женщина приглядывает. А на втором — что-то вроде читальни. Сейчас все сама увидишь.
Внутри дом был еще красивее, если это возможно. И хоть у них предпочитали совсем другой стиль, Белке очень понравилось. И печка в ярких изразцах, и резная вычурная мебель: громоздкий комод, обеденный стол, стойка… с настоящим патефоном!
— А он работает? А печь? Давай затопим!
Не выезжая из огромного мегаполиса, они будто в другом веке очутились. Хорошо, Гор был настоящим паинькой. Не мешал ей здесь все разглядывать. Вышитые скатерти и подушки, какую-то совершенно невероятную посуду, фотографии, развешенные по стенам. Совсем старые, на которых женщины еще в причудливых платьях… И поновее.
— Не пойму, на кого ты похож. На маму или на папу?
— Да ни на кого особенно.
— Давно они умерли?
— Девять лет назад. Разбились.
— Прости. Мне очень жаль. А ты вообще часто здесь бываешь?
— Нет.
— А почему?
— Да как объяснить? — Фокин подкинул дровишек в печь и вернул на место заслонку. — Это что-то вроде родового гнезда. Самому здесь хорошо, и в то же время тоскливо. Но теперь, думаю, чаще будем приезжать, да? А на лето и вовсе можно перебираться… Установить качели. Здесь хорошо с детьми.
Ох. Вот прямо во множественном числе, да? Нет, Белка-то ничего против такого не имела, просто… Разговор о детях снова вернул ее к мыслям о сексе. И эти мысли вновь стали ее пугать. Накрутила она себя за те страшные часы просто до ужаса. Стоит подумать, что ее кто-то снова коснется… Бр-р-р. А потом она вспоминала прикосновения Гордея Александровича, и страх медленно отступал. Жаль, не навсегда, а ровно до того момента, когда она ловила на себе его голодный взгляд. Кажется, Белка как никогда поняла смысл выражения — и хочется, и колется.
Поужинав и послушав патефон (пластинки хранились здесь же, на специальной полке), они оделись и побродили по окрестностям. А потом по очереди отмокали в горячей антикварной ванне на лапах.
— Я Гора уложил, — ухмыльнулся Фокин, когда раскрасневшаяся от горячей воды Белка вернулась в гостиную. — Вина?
На столике опять был накрыт перекус. Сыр, оливки, хамон, ветка винограда на сумасшедше красивом блюде. Опять Гордей Александрович расстарался. Белка к тому начинала потихонечку привыкать. Но ловя себя на этой мысли, одергивала. А вдруг у них ничего не выйдет? А вдруг ему надоест? И потому она четко для себя решила — если Фокин проявит инициативу, она ему не откажет. Наступит на горло своему страху (тоже мне — цаца!) и исполнит свой супружеский долг.
— Немножко, я же…
— Не пьешь. Я помню. Иди сюда, — раскрыл объятья Фокин. Ну, Белка и пошла, а что делать? И вино залпом выпила для смелости.
Фокин усадил жену себе под бок. Обнял… Просто обнял, блин. А чего она ждала, что он на нее набросится?! Нет, конечно. Он не такой. Но вот ведь какая удивительная штука — умом ты это понимаешь, а расслабиться до конца все равно не можешь. Одни проблемы от нее! Ну точно, Фокин, наверное, уже сто раз пожалел, что тогда ее выручил.
Белка уткнулась носом в его мощную шею. Пах Гордей Александрович хорошо. Немного печным дымком. Немного своим парфюмом, которым никогда не злоупотреблял. И Белка догадывалась, что это как-то с его работой связано. Зачем резкие запахи в реанимации? Новорожденным и без того нелегко приходится в этом мире: звуки, свет, ароматы… С непривычки это слишком большой стресс.
И знаете, если что и не давало ей умереть от вины за то, что она Гордейку бросила, когда он, считай, за жизнь боролся, так только то, что рядом с ее сыночком был Фокин. А вот если бы кто другой… Никогда, никогда бы она себя не простила. Да и вряд ли бы передумала. Хотя… Если бы ее сосватали Дауду… Бррр. Белка поежилась, ощущая, как на коже выступают колкие мурашки.
Нет-нет, уж лучше Фокин. То есть не так, конечно! Она же не из двух зол выбирала, нет. С Гордеем Александровичем ей самой хотелось. Пусть и страшно было. Он хороший. Это ведь сразу чувствуется. Он тот, с кем она бы могла быть счастливой.
Вино начало потихоньку действовать. Мысли вон уж вокруг чего крутились, а ведь ее прямо сейчас мог бы грызть страх. Ей и страшно, чего уж скрывать. Но так… терпимо. Кажется, это можно выдержать. И только одно до слез обидно — в прошлый раз все было по-другому. Ей даже хотелось… хотелось, чтобы… О-ох.
Пальцы Фокина проскользнули под ее футболку и, приласкав кожу на животе, порхнули дальше.
— Подлить вина?
— Нет.
— Тебе не жарко?
Белка отрицательно мотнула головой. Фокин опустил ее на диван, навис сверху. И вот тут ее ужас вернулся во всей красе. Сердце запрыгало в груди, больно ударяясь о ребра. Дыхание перехватило, а во рту так пересохло, что она даже не смогла попросить мужа остановиться.
Чего Белка не замечала — так это того, как внимательно Гордей Александрович на нее смотрит. Поэтому когда он скатился и отошел, лишь удивленно моргнула. А потом, когда что-то дошло, вскочила и затараторила, путаясь в словах:
— Подожди. Не уходи. Что-то не так?
— Все нормально.
— Нормально? — волновалась она, не очень-то мужу веря. — Но почему ты… Ты же хотел…
— А ты? Ты хотела?
Белка мучительно покраснела, выдавая себя с головой.
— Какая разница? Я готова! Я…
— Нет. Ты не готова, — как ей показалось, недовольно заметил Фокин. — А я тоже хорош, полез к тебе после такого.
Он отвернулся к столу. Налил вина и выпил, как компот, залпом, хотя до этого смаковал, как истинный ценитель.
— Ты не виноват! Извини… Извини, пожалуйста. Я сейчас все сделаю. Что ты хочешь? Как? Я…
— Ну, во-первых, прекрати. Мне не нужны подачки.
— Это не подачка! Я правда хочу,