рядом со мной. Я купаю дочку, подкидываю ей игрушки, запускаю генератор мыльных пузырей.
Он что-то барахлит, не работает, как надо.
— Давай я, — предлагает Демид.
— Спасибо, я сама. Не стоит, — отрезаю.
Пытаюсь разобраться с игрушкой. Стоит недорого, но все детки, по отзывам мамских чатов, были в восторге от того, как она пускает мыльные пузыри.
Пытаюсь понять, что не так. У меня что-то не выходит.
То ли игрушка бракованная, то ли я не могу сообразить ничего, находясь под давлением взгляда Демида, который пытается найти точки соприкосновения, поговорить…
Да что я там не слышала, а?!
Он несколько раз повторил, что уволит… уволит эту дамочку с работы, а мне просто плевать.
Уволит или оставит. Оставит с выговором или без? Просто пожурит по телефону, чтобы я успокоилась, и тайком шепнет ей, чтобы она так сильно не палила их тайную связь?
Мне одинаково больно во всех этих вариантах, ведь проблема и трещина — не эта выскочка, положившая глаз на молодого и привлекательного мужчину.
Проблема в браке. В нас.
Может быть, даже во мне?!
Вдруг я просто была удобной, и брак… по залету, как ни крути…
Саму себя разъедаю. Обида и боль — словно ржавчина.
Я пытаюсь починить игрушку так, словно если починю хоть что-то, вся моя семейная жизнь наладится!
— Соня, вот чего ты упрямишься? Дай взглянуть! Я починю!
Демид едва ли не силой вырывает несчастный генератор мыльных пузырей, переворачивает, откручивает, поправляет что-то маленькой отверткой.
Крепит на ванну, наполняет резервуар жидким мылом и водой, нажимает на кнопку…
— Работает! — выдыхаю.
Счастью Евы нет предела. Она довольно верещит и ловит ладошками мыльную пену, а ее так много.
— Спасибо, — говорю мужу, мазнув по нему взглядом.
— Мелочи. У этой модели просто расхлябанное крепление под батарейки.
Я едва не спрашиваю, откуда ему об этом известно.
Впрочем, и так ясно.
Наверное, у Макса в квартире Лены есть такой же.
Вспоминаю…
Да, точно есть!
Вот только появилась эта игрушка намного раньше и, по словам той же Лены, она быстро надоела Максу.
Я в каждой мелочи вижу, что Демид не просто тот, кто переспал с Леной, он полноценный отец Максу, если даже игрушки детские чинит.
И, если учесть, что домой муж довольно часто возвращается позже восьми, к девяти вечера, я делаю выводы: он постоянно… Постоянно у Лены с ее сыном.
Он бежит сначала к ним. Всегда сначала к ним. Их выбирает… Они первые. Во всем, и только потом, по остаточному принципу — я и Ева.
Подбираем за Ленкой крошки.
Скручивает до спазмов.
Боль уже не просто маленький очаг где-то внутри, это как вирус, лихорадка по всему телу.
Мне из своей кожи выпрыгнуть, вылезти хочется. Чтобы не чувствовать, не пылать этой агонией…
— Наверное, Максу чинил? — шелестит мой голос.
Краем глаза вижу, как Демид кивает и застывает, я отворачиваюсь поспешно.
В голове пульсирует: первые во всем — та, чужая, не-сестра, она и ее ребенок.
Тотальное разочарование достигает дна. Дальше — некуда падать. Только вязнуть.
Глаза жжет. Душу рыдания, глотаю, заталкиваю их поглубже, но ничего не выходит.
Слезы вырываются из горла булькающим фонтаном.
— Сонь… — немного растерянно говорит Демид. — Соня, ты чего? А? Сонь, малышка… Девочка моя. Не было ничего у меня с этой… Не было! Завтра же уволю. Хочешь, даже при тебе? А? При тебе уволю! — шепчет и обнимает меня.
— Уйди! — шарахаюсь в сторону. — Уйди, не трогай. Не трогай, пожалуйста, хватит!
Прыгать некуда. Только если к дочери в ванну. Замираю у самого бортика, Демид сдавливает объятиями, держит. Целует волосы, плечи, у шеи тоже поцеловать пытается. Я съеживаюсь еще больше, протест.
— Отпусти. Нет. Отпусти же. Не хочу… Так больно… Так… противно! — выдыхаю.
Демид замирает, но не разжимает кольца объятий.
Его сердце гулко бьется, я чувствую спиной, как быстро и сильно бьется, громко, требовательно.
На разрыв.
— Противно? — переспрашивает. — Соня… Я же с тобой. Тебя люблю… Не изменял я тебе!
— Изменял. Целый год изменял. Может, ты и не спал с Леной. Но ты изменил мне и дочери, постоянно изменяешь… с ними!
— Что за чушь? — сипит. — Я твой, твой, малышка. Не плачь. Давай вообще никуда не пойду завтра. Весь день с тобой и с дочкой. Уволить и на расстоянии могу. И больше ни к кому не пойду.
— Вот только ты кое о чем забыл. Отцы всегда выбирают сыновей, да?! Твой так сказал.
— Ясно. Накручивает он тебя против меня, меньше слушай старого! Маразм крепчает, Соня. Я завтра же позвоню и потребую, чтобы он тебе лапшу не вешал! — закипает. — Соня. Сонь… Сонечка, не плачь…
Я не могу перестать плакать.
Дочери через слезы улыбаюсь, даже она присматривается ко мне очень внимательно, будто понимая, как мне плохо. Как мне, на самом деле… плохо.
— Перестань. Ты мне сердце на клочки разрываешь слезами. Все сердце рвешь, Соня. У меня есть семья — ты, дочь. Другой мне не надо, слышишь?
Вот только ты не прочь добавить к этой семье плюс один, Демид, отвечаю мысленно.
Я, ты, наша дочь и… твой сын от другой женщины.
* * *
На следующий день Демид остается… дома.
Даже уволил секретаршу, наорал на нее жутко.
Вот какой молодец, только мне не в радость.
Я ухаживаю за дочкой, внутри, по ощущениям, зола. Только когда с дочерью играю, кормлю, гуляю с ней, что-то просыпается.
Теплые чувства, любовь, желание, чтобы наши проблемы ее не тронули и не навредили.
Второй день муж тоже проводит вместе с нами, работает удаленно.
Взгляд мужа полон беспокойства: завтрак я пропустила, в обеденной тарелке поковыряла вилкой, к ужину даже не притронулась.
— Сонь, так нельзя. Поешь чего-нибудь! Не убивайся, ты… ты пугаешь меня! — выдыхает. — Соня…
Такой встревоженный, переживающий.
Чуткий.
Он упорно досаждает мне своим присутствием, а я лишь жду, когда ему надоест играть в семьянина, и он уйдет из квартиры… Пусть мне пока некуда идти, но я хочу хотя бы дышать… спокойно.
Без его душных взглядов, полных беспокойства, для которого уже слишком поздно.
Она
Демид остается дома. Лезет всюду, зудит настойчиво.
Во многом он ошибается.
Я не выдерживаю, когда муж не смог справиться с подгузником, надев его на Еву задом наперед перед прогулкой.
— Дай сюда! — требую с гневом. — Не позорься, отец для дочери из тебя никудышный. Шел бы ты…
— Куда?! — спрашивает, сжав кулаки. — Здесь мой дом.
— Ах да, действительно. Что ж, тогда мы уйдем. Пока только
