С раннего утра сюда подъезжают колонны грузовичков, груженных всякой всячиной, торговцы раскидывают палатки и выкладывают самый разнообразный товар. Торгуют в основном пакистанцы и индусы, приехавшие в Англию в поисках лучшей жизни, но много и аборигенов. Часам к десяти утра яблоку негде упасть — на Петтикоут-Лейн приезжает отовариться весь Лондон. Цены раза в три ниже, чем в магазинах, а выбор куда богаче. Говорят, здесь можно купить все, от наперстка до паровоза.
Бад помедлил у машины, пытаясь сосредоточиться на деле. Его мысли были устремлены к Марго, и он ничего не мог с этим поделать. Бад уехал из Кенсингтона, унося на губах ее поцелуй, нежданный и оттого еще более пьянящий. Они проговорили всю ночь, причем Марго и Сандра по очереди и вместе пытались отговорить его от дальнейшей «раскрутки» Марча. Бад упирался. Наконец Сандра не выдержала и ушла спать.
Оставшись одни, Марго и Бад вдруг замолчали. Как-то стало нечего сказать друг другу. Все аргументы исчерпаны. Бад смотрел на тонкий профиль Марго, на ее рассыпавшиеся по плечам волосы и мечтал только об одном: зарыться в них лицом, вдохнуть их аромат и шепнуть ей… Что? Она и так все знает.
Марго повернулась к нему. Ее волшебные синие глаза смотрели прямо в душу, абсолютно беззащитную сейчас. Узкая теплая ладонь накрыла его руку, Бад не выдержал и прикоснулся к ней губами.
— Ты знаешь, что помогло мне выдержать? — тихо спросила Марго. — Я вдруг почувствовала твою любовь. Это было как озарение. Они угрожали мне, пугали чудовищными пытками, но я уже знала, что неуязвима. Они ничего не могли сделать со мной, понимаешь? Ты вправду так сильно меня любишь?
— Еще больше.
— Тогда обещай мне… — она сжала его руку, — обещай, что ничего не будешь предпринимать. Я прошу тебя, я требую. Алека все равно уже не вернешь.
— Ты очень любила его?
— Очень. Он был мужчиной моей жизни — муж, друг, любовник, поразительный собеседник. Когда его не стало, мне казалось, что я своими руками убью мерзавца, который отнял у меня Алека. Я ведь уже тогда знала, что никакой аварии не было, было убийство. Слава богу, я быстро поняла, что месть лишь иссушает душу. Убив Алека, этот человек подписал себе приговор. А судить — не наше дело. Ты понимаешь?
— Не уверен.
— Ты вынуждаешь меня сказать больше, чем я хотела. Ты мне нужен. Я не хочу тебя потерять.
Сердце чуть не выпрыгнуло из груди и затрепыхалось где-то у горла. Бад рванулся было к ней, но Марго удержала его решительным жестом.
— Уходи сейчас, пожалуйста, а то я наговорю лишнего, и мы оба будем потом жалеть об этом.
Она проводила его до двери, став вдруг отстраненно о сдержанной, почти чужой. Будто и не было этих слов, вернее, были лишь слова, звук, за которым пустота. Раздавленный, ошарашенный, Бад вышел на улицу.
— Бад!
Он с надеждой обернулся. Лицо Марго было непроницаемо, как белый лист бумаги, на котором можно написать все, что угодно: безразличие, нежность, холодность…
— Тогда мне показалось, что ты поцеловал меня, — донесся до него голос Марго. — Я хочу вернуть тебе поцелуй.
Одним прыжком он очутился рядом с ней, заглянул в глаза и понял, что не ослышался, что все — правда. Ее губы приоткрылись, будто лепестки распускающейся розы. Какая-то мощная сила бросила их навстречу друг другу, слила воедино в объятии. Бад чувствовал, что шалеет, задыхается, теряет голову. Он целовал Марго, как безумный, как подросток, свихнувшийся от первой любви, и она отвечала ему.
Все кончилось так же неожиданно, как началось. Марго еле заметно отстранилась, облизнув припухшие от его безумств губы. Господи, как он любил ее в эту минуту! Все бы отдал, чтобы остаться рядом, но по взгляду понял — нельзя.
— Не торопи меня. Пожалуйста, — попросила она и подтолкнула его. — Ну, иди уже, иди…
И сейчас, когда Бад стоял на заплеванном тротуаре Мидлсекс-стрит, голос Марго еще звучал в его ушах, поцелуи горели на губах, а сердце стучало в висках, мешая думать. Он обещал Марго забыть про Марча, а сам первым делом разыскал адрес Скунса и примчался сюда.
Бад не знал, зачем это делает, вернее, не хотел знать. И гнал от себя свербящую мыслишку, что если раскрутит до конца дело Марча, то окончательно похоронит Алека Финчли. Какой же я все-таки червяк, брезгливо подумал Бад. Борюсь с человеком, который уже два года как умер. И ведь он мне даже нравится, по крайней мере то, что я знаю о нем, вызывает уважение. Все дело в том, как Марго говорит о нем: будто о живом, словно неприкаянный призрак Алека не отпускает ее.
Бад не заблуждался на счет Марго. Сегодняшний всплеск был всего лишь следствием стресса, жаждой участия и тепла, не более. Он не собирался пользоваться ее минутной слабостью, ему нужно совсем другое: ее любовь, ее душа, ее сердце. А они принадлежат Алеку. Прояви он сегодня настойчивость, и мог бы остаться у нее, насладиться ее великолепным телом и доставить удовольствие ей. Но уже наутро Марго пожалела бы о своей слабости, и для Бада все было бы кончено. Такую женщину надо завоевывать медленно, настойчиво и осторожно. Так берут в осаду неприступную крепость или приручают тигрицу.
Бад взбежал на третий этаж, перепрыгивая через две ступеньки — лифт почему-то не работал, — и нажал кнопку звонка. Через некоторое время за дверью раздались шаркающие шаги, и надтреснутый женский голос спросил:
— Кто?
— Я к мистеру Пирсу.
— Кто? — повторили из-за двери на той же ноте.
— Алек Финчли, — выпалил Бад, даже не успев удивиться собственному неожиданному ходу. — Ищу Скунса.
Дверь открылась на длину цепочки. В образовавшуюся щель Бад мог лицезреть мутно-серый глаз, окруженный мелкими морщинками, довольно объемистую отвислую грудь и кусок засаленного фартука. Редкостное чучело.
— Мистер Пирс здесь давно не живет, — сообщила обладательница всех вышеуказанных прелестей.
— А где?
— Не знаю. Он звонит иногда. Могу передать, что вы заходили.
— Так передайте.
Выражение ее лица не изменилось. Бад сунул ей в руку десять фунтов. Никакого эффекта. Еще десять. Мутный глаз ожил.
— Как, говорите, вас зовут?
Бад чуть не сунул ей свою визитку, но вовремя опомнился и, вырвав листок из блокнота, написал на нем фамилию Алека и два, уже своих, телефона: домашний и редакционный.
— А нельзя ли сделать так, чтобы он позвонил вам сегодня? — на всякий случай осведомился Бад.
Глаз уставился на него с уже знакомым «никаким» выражением. Правда, на этот раз хватило десяти фунтов, чтобы вернуть его к жизни.
Хорош я буду, думал Бад, сбегая по лестнице, если леди таким образом просто-напросто заработала себе на масло к хлебу. Ну да ладно, к непредвиденным издержкам профессии надо относиться философски.
