Джун тоже улыбнулась и покачала головой.
— Как ни странно. — Она сощурила глаза и уперла руки в бока. — Хотя должна была. Ты ведь так до сих пор и не объяснил, почему, пообещав позвонить в тот вечер, бесследно исчез на три недели.
Серж завел «сааб» на автостоянку перед рестораном и заглушил двигатель.
— Отыщем свободный столик, усядемся, сделаем заказ, и я расскажу тебе абсолютно обо всем. Договорились?
— Договорились, — ответила Джун.
Посетителей в «Вивальди», да и в остальных заведениях в округе было видимо-невидимо. В этот теплый пятничный вечер никому не сиделось дома.
Джун и Сержу удалось отыскать свободный столик на открытой террасе. И как только они опустились на стулья с плетеными сиденьями, к ним подошел высокий официант с меню.
Рассеянный взгляд Джун долго бегал по строчкам с названиями блюд и напитков — ее мысли никак не желали сосредотачиваться на еде. В конце концов она все же заставила себя сделать выбор и, когда официант подошел к ним во второй раз, заказала салат с креветками и спаржей, брюссельскую капусту с грибами и белое вино.
Она подумала, что сегодняшний вечер дан ей в награду за долгие мучения как раз в тот момент, когда ее взгляд упал на шею Сержа. Ей показалось, что у нее ни с того ни с сего вдруг зарябило в глазах, и она моргнула, напрягая зрение. Видение не исчезло. Да это было вовсе и не видение. Сбоку на шее у Сержа краснел уродливый шрам.
Когда до Джун дошло, что она видит на самом деле, из ее груди вырвался сдавленный крик, а сознание слегка помутилось. Люди вокруг завертели головами, кое-кто вскочил с места, где-то воскликнули «человеку плохо!».
Но Джун слышала лишь приглушенный гул и видела лишь чудовищную отметину на шее любимого.
Она начала приходить в себя, только почувствовав, как ее запястья обхватили чьи-то крепкие пальцы, а в затуманенный мозг проник встревоженный голос Сержа:
— Девочка моя, все в порядке. Подумаешь, царапина… Это у нее просто вид такой. Я жив и здоров, все хорошо. Все хорошо, ты слышишь?
Джун глубоко вздохнула и посмотрела сквозь туманную пелену в глаза Сержа. Они были полны любви и беспокойства и умоляли ни о чем не тревожиться.
Какой-то человек в черных брюках и светлой рубашке подошел к их столику и протянул Джун бокал с водой.
— Выпейте, вам сразу станет полегче.
— Спасибо, — пробормотала молодая женщина, с трудом поднимая отяжелевшую руку.
Серж опередил ее — взял у незнакомца бокал, тоже поблагодарив его.
Джун опять вздохнула, окончательно оправляясь от потрясения и начиная понимать, что означает увиденный ею шрам.
— Попей.
Серж поднес к ее рту и чуть наклонил бокал. Джун сделала несколько глотков, показала жестом, что этого достаточно, потупила взгляд и притихла.
Официант, принесший воду, поинтересовался, не требуется ли еще какая-нибудь помощь.
— Джун… — Серж коснулся руки молодой женщины.
Она взглянула на официанта, вымученно улыбнулась и покачала головой.
— Нет-нет, спасибо. Все уже в порядке.
Когда официант удалился, ей нестерпимо захотелось плакать. Такого сильного потрясения она не переживала, наверное, никогда в жизни.
Сержу угрожала смертельная опасность. Совсем недавно. Судя по всему, именно поэтому он не позвонил ей в тот вечер и не давал о себе знать все последующие две с половиной недели.
Она схватила бокал с вином и сделала несколько жадных глотков. Разлившееся в груди тепло помогло немного расслабиться.
— Почему? — спросила Джун медленно. — Почему ты не позвонил мне? Ничего не рассказал?
Серж взял у нее бокал, поставил на стол и, подавшись вперед, сжал ее руки в своих.
— Умоляю, не сердись и не ругай меня. Я долго думал, сообщать тебе о своей неприятности или нет, и решил не пугать тебя, не тревожить.
— Не тревожить? — переспросила Джун, с трудом сдерживаясь, чтобы не перейти на крик. — Это называется не тревожить? Да я чуть с ума не сошла, ломая голову, в чем дело! Потеряла аппетит, желание работать, вообще жить!
Во власти сильного душевного порыва Серж сжал ее руки настолько сильно, что она опять чуть не вскрикнула.
— Мне больно!
— Ой, прости, девочка моя, — пробормотал он, торопливо разжимая пальцы и поднося руки Джун к губам. — Прости меня…
Джун с изумлением увидела, как, улыбнувшись каким-то своим мыслям, Серж бережно повернул ее кисти внутренней стороной к себе и поцеловал сначала одну, потом другую розовые ладони.
— Это правда? — спросил он, заглядывая ей глаза.
— Ты о чем? — Джун повела темной бровью.
— О том, что после моего исчезновения потеряла аппетит, желание работать, вообще жить…
Она вдруг пожалела, что так поспешно рассказала ему о своих страданиях, пережитых в те первые после его ухода дни. Теперь Серж мог возгордиться, или охладеть к ней, или… Она вдруг вспомнила, как буквально час назад сидела в лаборатории и смотрела на него как на самого порядочного и честного человека на земле. Да таким он, по сути, и был. И склонностью задирать нос или утрачивать интерес к женщине, признавшейся ему в своих чувствах, наверняка не страдает.
— Правда, — произнесла она еле слышно, избегая встречаться с ним взглядом. — Так все и было…
— Джун, детка, — прошептал он, опять целуя ее руки, — ты представить себе не можешь, как я счастлив!
Она посмотрела на него с недоверием. Но, увидев, как горят его глаза, тут же почувствовала умиротворение, какого не испытывала давным-давно, наверное с самого детства.
Принесли салаты, и Серж с явной неохотой отпустил руки Джун. Некоторое время они молча ели креветки и овощи. Каждый думал о чем-то своем.
— Расскажи же, что с тобой приключилось в тот вечер, — попросила наконец Джун, настраиваясь услышать нечто ужасающее и собираясь с духом.
Ей казалось, что речь непременно пойдет о каком-нибудь психопате вроде того, поимкой которого в данный момент занимались люди из отдела убийств монреальской полиции.
Серж усмехнулся.
— Помнишь, я сказал тебе по телефону, что должен кое-куда съездить?
Джун кивнула.
— Я навещал деда, он живет на Сен-Доминик. В шесть я благополучно вышел от него, всеми помыслами уже находясь с тобой, и направился к машине. На толпу подростков у соседнего дома даже не обратил внимания. — Он покачал головой. — И не обратил бы, если бы не услышал дикий крик.
— Дикий крик? — Джун напряглась.
Теперь она больше не стыдилась своих признаний и ничего не боялась. Была сосредоточена на одном — на рассказе Сержа. Все, что он говорил, так живо вставало в воображении, словно она сама была в тот вечер на Сен-Доминик, собственными глазами и ушами видела и слышала происходящее.
